Коллектив авторов - Пути и перепутья

Мне этого было достаточно.

Когда Тераи объявился снова, я сказал ему, что у Лео есть проблемы. Он ведь наделен интеллектом, почти человеческим. И если физически он развит, то умственной работы ему точно не хватает.

— Что же, читать ему Вергилия? — серьезно спросил гигант.

— Да, читать. Не Вергилия, но адаптированные детские книжки — обязательно. И решать с ним простейшие задачки.

— Боюсь, на это у меня не хватит времени.

Он взял со своего стола папку с документами, покачал на ладони перед моим лицом. Кажется, настала пора для откровенного разговора.

— Я собираю материал о деятельности ММБ, и то, что мне присылают, нравится мне все меньше. Они всерьез настроились продлить свою проклятую лицензию. Не знаю, как, но они это сделают. В их портах уже стоят корабли, начиненные оборудованием для добычи в условиях Эльдорадо. Я не могу проиграть эту войну.

— Это будет война одного человека против целой корпорации.

— Может, двух? — криво улыбнулся он. — Я знаю, что эта планета тебе не дом. Дома у тебя нет, и тебе на все плевать. Но когда закончится зима, мы отправимся в селение ихамбэ — это племя, с которым я очень дружен. И ты увидишь, стоит ли за них воевать.

Я вспомнил, как убивали Тристана. И то, как хохотал, одновременно выламывая кисти из наручников. И как стрелял потом в каждого, кто пытался приблизиться к трупу. И как все равно не смог его отбить.

— Думаю, я уже навоевался, — качнул я головой.

— Мы все-таки поедем к ихамбэ. — Он похлопал меня по руке. — В образовательных целях. И возьмем с собой Лео. А пока — иди к нему. Может, ему действительно понравятся твои книжки.

До самого конца зимы я гонял льва, читал ему, спал с ним на одной подстилке, когда не хотелось идти домой, и будь я проклят, если не узнал однажды, что Лео больше всего на свете любит сказку про Мэри Поппинс. И что ему нравятся мои рисунки. Он был вторым существом во Вселенной, которому они так нравились.

В интернате мои рисунки назвали «корявки». Не для того, чтобы обидеть, просто стиль у меня действительно был примитивный, детский. Мне говорили, что если бы я попробовал себя в карикатуре — да хоть для стенгазеты, из меня вышел бы толк. Стенгазетами я не особенно интересовался. Схватывать самые яркие и смешные черты тоже не умел. Я рисовал волков, медведей, лис. Рисовал самого себя. И Майю.

Она была единственной, кто не звал все это «корявками».

Она вообще не понимала, зачем использовать все эти нелепые прозвища. И если бы я рассказал ей про «Левушку-Ревушку», кличку, которой меня наградили в экспедиции на Саракш, она бы только недоуменно пожала плечами.

Она не видела в этом ничего забавного. Я тоже.

Во время своего последнего визита на Землю я увиделся с ней дважды. Первый раз — в каком-то замшелом пансионате, куда она прилетела ко мне на сутки. Плохо помню, что мы делали, о чем говорили. Я ходил из угла в угол, перед глазами было темно. Она сидела на диванчике, поджав под себя ноги, серая на сером. Пила вино, точнее, все подносила и подносила к губам почти не пустевший бокал. Следила за мной глазами. И отвечала на все-все мои вопросы. А я прекращал бегать только для того, чтобы сесть за стол и начать черкать на листах бумаги, и выходили у меня те же самые корявки: звери, птицы, собственное лицо, которое я уже не знал, считать ли своим.

Я разбрасывал бумагу, а Майя собирала листики и прижимала их к груди.

Может, она забрала несколько себе на память. Надеюсь, что не забрала. Какая память у нее могла обо мне остаться?

Во второй раз она сказал мне: «Ты ведь не человек, Лев».

А я ответил: «Дрянь. Просто дрянь».

Когда из прорвавшегося неба упали на Порт-Металл последние капли дождя и во всю дурь засветило солнце, я проснулся в своей комнате с какой-то женщиной, снял с груди ее руку, подошел к окну. И, глядя на сияющую, отмытую брусчатку под окнами, подумал вдруг: «Да ведь ты же спасла меня, Майя. Мак был прав. Ты же меня спасла».

Это была простая мысль, односложная, годящаяся для разума Лео, а не для моего вроде бы такого высокоразвитого сознания. Но я все-таки думал ее весь день, перекатывал ее в голове, привыкал к ней.

Я даже старательно, как первоклашка, записал ее в блокнот. И так отчаянно захотел домой, что мне пришлось загрузить себя целой прорвой работы. Тераи был доволен. Лео тоже. Весна вступала в свои права — и скоро мы должны были отправиться к берегам Ируандики.

Впервые мысль о путешествии и смене обстановки начала всерьез меня греть.

Все карты нам смешало явление мисс Гендерсон.

Я как раз сидел в «Лапрад и Игрищев», когда на пороге появилось это неземное существо: голубоглазая золотистая блондинка, как будто сошедшая с рекламы лыжного курорта. На рекламах лыжных курортов подобным красавицам полагалось еще обнимать высоких и таких же голубоглазых атлетов и сиять волосами на зимнем солнце.

— Вы мистер Станислав Игрищев? — спросила она у меня. Видно было, что я, за долгую зиму превратившийся в довольно бандитского вида персонажа, ей сразу не понравился. Геологов она представляла себе совсем другими.

Мысленно я усмехнулся: что же будет, когда она увидит Тераи…

— Нет, я заменяю мистера Игрищева, пока он отдыхает, — ответил я ей.

— А мистер Лапрад у себя?

— Мистер Лапрад сейчас отмечает день геолога-разведчика вместе со своими друзьями.

— Я могу как-то его…

— Кто его спрашивает?

Она представилась — Стелла Гендерсон, «Межпланетное обозрение», показала мне свои журналистские корочки.

Но даже без корочек с ней все было понятно.

Бывают хорошие Прогрессоры, бывают Прогрессоры средние. Плохих не бывает — таких выбраковывают сразу, направляют на другую работу. Я, например, был средним. Но даже если ты из рук вон плох, ты все равно — профессиональный шпион. Такими уж нас выращивают. Мы оправдываемся благими целями и нашим полнейшим бескорыстием, но мы все равно шпионы, и с этим ничего не поделаешь.

И, как всякие шпионы, мы довольно легко опознаем в толпе людей своей профессии.

Стелла Гендерсон так мило улыбалась, так старательно изображала отважную, но не слишком умную журналистку, что мне на память сразу же пришел Каммерер. Из-за этого, видимо, взгляд у меня стал еще менее добрый. Поэтому она спросила уже без улыбки:

— И где же празднуют день разведчика?

— Во всех барах, начиная с улицы Стевенсона и заканчивая Рю Кларион. Где вы остановились? Я скажу ему, что вы хотите писать статью и вам нужно его экспертное мнение.

— Это не интервью. Я хочу нанять его как проводника.

Глупая девочка. Сразу выложила все свои планы какому-то мне. И тут же насупилась, осознав это.

— Далеко собрались?