Коллектив авторов - Ученики, учителя

Он поднялся, засунув руки в карманы, прошел несколько шагов вниз по тропинке к реке. Остановился, постоял некоторое время, вглядываясь в черный мрак хребта. Вернулся назад и сел рядом с Ханом.

— Когда тебе будут говорить о чистой идее белого движения, не верь. Она вся сгорела. Остался лишь пепел, обломки человеческих жизней. Когда они говорят о неправедности Советской власти и преступности ее верхушки, им нечего противопоставить взамен. Скопище несчастных, все потерявших людей.

— И ты решил вернуться?

— И я вернулся!

— А где твоя Лена?

— Уехала с Константином в Париж.

— Ты ее отпустил?

— Хан! Она была мне дочерью. А я все же священником когда-то был. Да и нужны они друг другу. Она родила ему ребенка. В Туркестане. Он тогда был очень озлоблен на всех. Она уговорила его прекратить бессмысленную борьбу.

— Иногда ты ведешь себя как блаженный.

— Причем тут блаженный. Что можем мы дать смертным женщинам? — Джордано задумался. — Да и потом, куда я мог ее взять. Сюда? Сейчас ей почти сорок. Женщине нужна нормальная жизнь. С Константином во Франции она у нее, наконец, есть.

Некоторое время они молча сидели рядом.

— Нормальная жизнь… Это ты точно выразился. Пройдет время и, когда угли этого пожара совсем прогорят, потомки тех, кто уехал, соскоблят пепел, расправят белые крылья и опять будут говорить о чистоте помыслов, о святости монархии и неправедности большевизма.

— Ты думаешь, люди ничему не учатся?

— Это ведь ты помнишь, зачем взошел на костер. А потомки нынешних строителей коммунизма забудут, по какой причине их деды и прадеды шли брат на брата, а потом надрывали животы на стройках индустриализации.

— Интересную ты перспективку нарисовал.

— Да ладно, до этого еще далеко! Идем спать. — Хан поднялся.

— Идем. — Джордано тоже поднялся, — Сейчас только жратву и журналы уберу.

— Смотри, спирт не оприходуй. Мне не дал, а сам вылакаешь!

— Да пошел ты …

Мы должны иметь многие тысячи любительских коротковолновых радиостанций. Целесообразно организовать слеты любителей по радио и всевозможные соревнования радиолюбителей. Нужно учредить звание рекордсмена Союза по радио и заслуженного деятеля радиофронта…

Если фашисты нападут на нашу родину, десятки тысяч радиолюбителей будут работать на оборону…

Весь следующий день Хан с тремя оставшимися на станции милиционерами провозился в районе указанной Джордано расщелины. Джордано не пошел с отрядом к лавине, предоставив Хану самому осуществлять поиски. Занимался обычными делами на станции. Ждал Николая.

Лавина расщелину не завалила, и при внимательном осмотре склона милиционеры почти без наводки обратили внимание на камнепад, который, наверное, и вызвал сход лавины. Осталось только проследить его траекторию, и был замечен труп человека, присыпанный камнями. Но добраться до трупа за весь день так и не удалось. Снег на склонах днем таял, за ночь превращался в лед. Для скалолазания по покрытым льдом камням не подходила ни амуниция отряда, ни, как оказалось, опыт людей его составляющих. С Ханом осталось трое молодых парней, которые выросли на побережье в теплом климате кавказских субтропиков. Хотя все они с детства излазили окрестности кто Сочи, кто Адлера, парни почти не представляли, как себя вести зимой на верхней границе альпийских лугов.

Вернулись в сумерках уставшие, промокшие и голодные. За ужином обсуждали, как спуститься в расщелину и осмотреть останки. Джордано вначале слушал предложения внешне совершенно безучастно. Потом, видя, что Хан начинает злиться, получив с десяток наивных предложений, решил вмешаться.

Принес бумагу, нарисовал схему крепления страховочных веревок. Объяснил, как забивать колья, чтобы спускающийся человек не сорвался вниз. Про себя подумал, что если бы они с Николаем в день убийства возились со страховкой, то не только ничего не успели, но и под лавиной бы размазало не Ляха, а их самих.

Хан, выслушав Джордано, оживился, но все еще мрачно заметил, что нужны колья и веревки.

— Это как раз не проблема. В дизельном сарае найдете все необходимое, чтобы сделать приспособления.

После ужина Джордано отвел парней в мастерскую, дал инструменты. Сам вернулся передать метеоданные на базу. Потом, сходив выключить дизель, спустился к реке. Через некоторое время подошел Хан.

— Нервничаешь?

— Горы — всегда горы. Ошибок они не любят.

Хан прислушался, спросил:

— Мне уйти?

— Бесполезно. Твой фон с любой точки станции слышно.

Хан кивнул: зов молодого бессмертного не мог быть слишком ярким. Любые помехи его размазывали.

Помолчали.

— Ну, что твои Кулибины? Справились?

— Нет еще. Угробят они завтра друг друга.

— Давай спущусь я.

— Тебе не положено. Мне самому надо туда лезть.

— Насколько я понял, твой персонаж в горах впервые.

— Впервые. Но он начальник, а приказ, как известно, — закон.

Они еще помолчали.

— Слушай! Откуда ты узнал про Ляха?

— Их группу мы внизу почти нагнали, но они мост через ущелье взорвали. Пришлось в обход идти. Тогда мне показалось, что в группе есть кто-то из наших. А на Ляхова наблюдателя у меня наводка была. Он был связан с англичанами. Так что, когда на трупы наткнулись, вопросов уже не было.

— Ты решил, что Лях идет ко мне?

— Была такая мысль. Тем более, что ты шатаешься за море.

— Но ты же был искренне рад встрече!

— А я играл! — Хан усмехнулся, — Но если честно, то политические пристрастия любого из нас еще не повод хвататься за клинок. Я тебе уже говорил, что был бы удовлетворен просто твоим отъездом из страны.

— Интересная позиция! А когда ж ты решил, что я не причем?

— А сам не догадываешься?

— То, что я отдал Ляховы бумажки — ерунда. А вечером в «чистоте помыслов» всерьез ты усомнился лишь раз, — Джордано задумался. — Из-за случая за обедом? Но вопросы морали и работа на чужую разведку — разные вещи.

— Ты не учел еще один фактор — своего ученика.

— Причем тут Колька?

— Он не стал бы учеником своего врага. А в тебя он, мне кажется, просто влюблен, как кисейная барышня.

— С чего ты взял?

— Он испугался, когда утром ты задержался. Еще б чуть-чуть и кинулся выяснять отношения.

— Ты преувеличиваешь. Причиной такой реакции могло быть все что угодно! Он просто не знает, не понимает, как к тебе относиться. А насчет врага — ты, наверное, прав.

— Брось! Я прав по обоим пунктам. Второй раз он кинулся тебе на помощь как раз за обедом.

Джордано вздохнул, зябко поежился:

— Отшельничество, как ты это назвал, расслабляет. Теряешь контроль над собой.

Хан взглянул на Джордано. Что-то хотел сказать, но промолчал.