Мария Токарева - Град разбитых надежд

При мысли об этом начинала привычно ныть спина. Порой Джоэлу казалось, что свод правил для карантина охотников создавали психопаты, которых науськивал сам Змей, вплетая в свою длинную непонятную игру. Но к делу эти домыслы не относились, поэтому Джоэл просто решительно подхватил два темных флакона, пряча их под полой плаща в обширный внутренний карман.

— Бутылки точно целые? А то еще растворишься, — подколол Ли.

— Точно.

— Не боишься провонять этой дрянью?

— Она без запаха. Но в ней… что-то не так. Вернее, все не так. Но кое-что не так по-новому, — неразборчиво заключил Джоэл. Он бросил еще один взгляд на вязкие капли, сочившиеся по мостовой. Нет, они не дымились, как кислота, и не загорались синим пламенем. Но от них исходило нечто зловещее, словно неуловимая аура. Джоэл встряхнул головой: ведь новомодная наука не верила в существование аур. Спасибо, что хоть Хаос не называла общей галлюцинацией или дымовой завесой радикальных сект.

— Опять мариноваться в карантине? — натянуто рассмеялся Ли, когда они подходили к цитадели. Но пред стенами серой громады его глаза застывали колючей неподвижностью, а улыбка терялась в подрагивающих уголках узких губ. И в такие моменты Джоэл лучше всего замечал, что веселость и неутомимость Ли — это вечная маска, под которой он скрывал их общее отчаяние. Отчаяние обреченных.

В Вермело все носили маски. Джоэл, к примеру, для самого себя изображал усталого философа. Но для философии у него не хватало образования и мозгов. В академии гарнизона охотников учили управляться с оружием и плести Ловцы Снов, а не рассуждать о высоком.

Зато усталость никто не разыгрывал, она пропитала покрытые трещинами стены, всосалась в скудную почву под мостовой, вгрызлась пыточным винтом в головы. С усталостью они просыпались и засыпали. Как и в этот день.

Свет Желтого Глаза — не время охотников, поэтому они уходили в привычную тьму. Они отдали вещественные доказательства и написали краткий отчет. В помещениях для вещдоков теплился дневной свет, втекавший редкими лучами сквозь оконце-бойницу. Но вскоре охотников ждал только сумрак. Они спускались по гулким лестницам в подземелья, где мерцали старинные электрические лампочки.

Джоэл морщился от кислой зелени облупленных коридоров, где по обе стороны чернели стальные двери карантинных комнат. В этом месте навечно поселился запах плесени, а теперь к нему примешивался запах смерти — крови и других жидкостей вышедшего из строя организма. Звучало официально, как для отчета. Но Джоэл знал, что за этими обтекаемыми формулировками скрывается чье-то искореженное тело, лежащее в одной из камер. Кто-то обратился. Кто-то из своих.

Ли испуганно поежился и отшатнулся к стене, когда мимо них бодрой рысцой прошла команда санитаров с многоразовым мешком для очередного трупа. Они с противным скрипом отворили дверь одной из камер и выволокли наружу обезглавленное тело существа, покрытого лиловым свалявшимся мхом. Голову выкатили чуть погодя. Вместо лица торчала крупная морда с пятачком, застывшие глаза колыхались на подобии рожек. Существо ничем не напоминало человека. А ведь Красный Глаз не взошел, а ведь снаружи светил Желтый! Но для охотников менялись местами день и ночь. Сон — главное общее зло.

— Это был напарник Батлера, — прошептал Ли. Мимо них с равнодушным покоем пронесли закрытый мешок. Когда один из дюжих увальней отпустил неуместную шуточку на тему рока и гибели, Джоэлу захотелось покрепче вмазать по квадратной роже. Но потом он вспомнил, что в этом месте работают по большей части невменяемые, под стать пациентам. А раньше, говорят, по-настоящему кого-то лечили. Теперь же только таскали останки тех, кто верно служил городу.

— Да. Еще один напарник Батлера. Уже седьмой, — мрачно заключил Джоэл, инстинктивно стискивая запястье друга. Обоих сковал холод.

— Джо… — прошептал Ли возле отворенной двери, из-за которой лилась холодная темнота.

— Что?

В померкших непроницаемых глазах читался немой ответ: «Не покидай меня. Не оставляй в темноте».

— Все будет хорошо. Не думай о том, что увидел! Не думай! — воскликнул с жаром Джоэл. Ли на мгновение еще крепче вцепился в запястье. Но их разделила стена.

— Ничего, скоро нас отпустят. Мы будем дома. Еще двое суток, — уговаривал себя шепотом Джоэл, когда санитар поворачивал ржавый ключ в несмазанном замке. — Дома!

Домом они называли запыленную хибарку в Квартале Охотников. Века расцвета той части города давно минули, со стен давно облезла штукатурка, вездесущие жуки и мыши прогрызли туннели в скрипучих перекрытиях. И все же Джоэл предпочитал находиться в своей мансарде, больше напоминавшей заброшенный чердак — оттуда открывался просторный вид на город, там не давили влажным мраком стены. А еще там иногда оставался Ли. И чердак превращался в королевский дворец.

Но на ближайшие два дня их ждало только заточение между дежурствами. Только кожаные ремни неудобных кресел со спинкой под девяносто градусов. Когда Джоэл привычными движениями привязывал себя, раскинув Ловец Снов, он всерьез задумался над крамольными речами Ли: «Не создают ли они и вправду некую армию сомнов? В такой неудобной позе спать без снов нереально. Кто им подсказывал эти правила? Армия сомнов…»

Нет, невозможно: в каждой камере скрывался хитрый механизм, который отсекал голову, если кто-то пытался резко сорвать Ловец Снов, опрокинуть кресло или вырвать ремни — действия, якобы характерные только для монстров. Или для сошедших с ума.

Джоэл медленно погружался в тревожную дрему. И вновь отчетливо видел краем отворенного сознания горящий город и сражения Змея с Вороном. Огонь он еще понимал, но не канитель бесконечных теней, не каменные копья перьев незнакомого создания.

— Царь чудовищ! Вечный царь! — пел жуткий хор неживых голосов.

— Когда придет Страж Мира, Змей будет низвергнут! — возвещал горящий каменный ворон.

— Ты сам асур! — шипел ему Змей. — Великий Асур в каждом! Когда будет низвергнут один Великий Асур, на смену ему тотчас встанет иной.

— Когда будет убит один Страж Мира, на смену ему тотчас встанет иной! — упрямо отвечал ворон.

Смысл диалога терялся. Слова вились клинками и стрелами, прорывали ходы в сознании, как мыши сквозь ветхую древесину. Пророчества, предсказания, незнакомые голоса — во все это не верилось наяву, но Джоэлу не хватало концентрации, чтобы нырнуть на спасительный глубокий уровень забытья без видений. Проснуться тоже не удавалось.

И он балансировал, подобно канатоходцам из сказок, которые в древние времена таким странным фокусом с риском для жизни развлекали народ. Когда толпа еще умела не только плакать и рычать, но и смеяться. Когда-то, во времена до Змея. Возможно, поэтому Джоэл слушал ворона и его посулы об избавлении. Да что-то непонятное он обещал, без четких инструкций и стратегии.