Мария Токарева - Град разбитых надежд

Уман лично казнил предателей, хотя до этого еще неделю они с Джоэлом провели в лазарете, располагаясь на соседних койках. Уман, отойдя от воодушевления битвы, сполна ощутил, что значит потерять обзор с левой стороны. К тому же его била лихорадка, как и Джоэла, которому с трудом вправили открытый перелом. Повезло, что люди из прошлого оставили немало указаний, как и что лечить, и рецепты снадобий.

— Меня назначили Верховным Охотником, — сказал Уман через двое суток после победы, отстраненно глядя в потолок. — Предыдущий сказал, что он уже стар.

Выходило, что всю славу присвоили ему, человеку, который красиво прикончил жуткую тварь. Самолюбие Джоэла неприятно всколыхнулось, но тут же рассеялось утренним туманом: он бы и сам ни за что не согласился на столь высокий пост.

— Поздравляю! — искренне отозвался Джоэл.

— Да, все поздравляют. Я пытался рассказать им о том, что ты сделал. Но они написали, что из-за твоего взрыва было необоснованно разрушено три здания и погибли люди. Твари! — В голосе Умана появилось чувство вины, глубокой и ожесточенной. — Но мы-то оба знаем, как ты помог. Выбора не было! Мы оба знаем, что в некоторых ситуациях гибель людей неизбежна. Я поговорю и…

— Не стоит, — оборвал Джоэл, который впервые услышал подтверждение своих страшных догадок. — Я рад, что не попал под трибунал. Погибли невинные люди.

— В трущобах? Невинные? — Уман недобро рассмеялся. Да так гулко, что на него обернулась пара медсестер. Они хотели сделать замечание насчет тишины в палате, где тихо загибались от ран еще двое незнакомых охотников, но с суеверным ужасом удалились. Уже тогда статус Верховного Охотника начал портить и без того тяжелый характер Умана.

— Да, люди. Да, невинные, — отчеканил Джоэл. — Пока их вина не доказана, они не преступники и не пособники. Не надо ничего никому доказывать.

— Ну… Как знаешь. Для себя я ничего не забуду, — отмахнулся Уман, и, кажется, с того дня, с того разговора, их непрочная странная дружба начала постепенно отмирать и превращаться в сухую формальность. — Но как Верховный Охотник я найду способ уничтожить все документы о гибели этих трущобных крыс. Ты один из лучших. И ты не заслужил такого пятна на репутации.

— Уже говоришь как Верховный Охотник! — попытался разрядить атмосферу Джоэл, но тут же вновь серьезно спросил: — Верховный… А как же меч? Сражения? Как ты без всего это проживешь? У Верховного Охотника, говорят, больше кабинетной работы. Допросы, расследования, координация отрядов и прочее.

Уман протяжно вздохнул, хотя скорее зарычал, словно раненый крупный зверь. Он ответил не сразу, долго думал, потом отозвался, уставившись в никуда единственным темным глазом:

— Знаешь, Джо… перегорело что-то. Во мне. Внутри. Да, сражения — это моя жизнь. Была. Но после того, что я увидел, после той твари, которую мы все вместе уничтожили, все остальные сомны поблекли, как и возможные сражения с ними. Вот если возникнет подобный, я снова возьмусь за меч.

— Значит, ты рад своему назначению? — удивился Джоэл. Сам он воспринимал сражения с сомнами как неизбежность, необходимость, и едва ли понимал упоение, охватывавшее Умана раньше, как и его разочарование теперь.

— Посмотрим, — ответил тогда товарищ. И по сей день Джоэл не ведал, рад ли Верховный Охотник своей должности.

За пять лет рельефные мышцы слегка заплыли жиром, а двуручный меч почти прирос вместе с украшенными ножнами к ложбинкам на стене. Зато допросы в психушке стали куда более жестокими, чем раньше. Многие считали, что Уман Тенеб стальной рукой навел порядок: горожане теперь просто боялись укрывать своих обратившихся друзей и родственников. К тому же в Вермело распространилась система доносов, соседи часто приносили анонимные письма с указанием на подозрительные находки в Ловцах Снов или непонятные шумы по ночам.

Джоэл всегда считал Умана прямым и неизворотливым. Выходит, ошибался. Бывший друг, обретя власть, измыслил сотни способов доставать нужных свидетелей по делам сомнов, не гнушался шантажировать. Он грозил уничтожить всю семью, если кто-то скрывал монстра, считая, что случится чудо.

«Да, посмотрим, посмотрим. Ну что, Уман, сдвинешься теперь с места? Появился монстр под стать прошлому. Даже похуже. Выйдешь с мечом или меня в кандалах выведешь?» — судорожно размышлял Джоэл, поднимаясь на второй этаж. В коридорах стоял запах несвежих тряпок и тушеной капусты, от которой сводило желудок. Не то тошнотой, не то голодом. Джоэл припомнил, что последний раз ел накануне в шесть вечера, с тех пор воспоминания сливались в единую кровавую кляксу.

Он шел на третий этаж и не видел толком ничего, ни серых стен с узкими бойницами, ни мерцания тусклых лампочек. Ряды окованных дверей сливались единой полосой. И вот в торце коридора предстала последняя, ярко-красная. Она щерилась массивной витой ручкой из железа и крупной замочной скважиной. Джоэл решительно постучал, но не дождался ответа и вошел.

В кабинет через два стрельчатых узких окна ярко проникало свечение раннего дня. Дорогие деревянные панели на стенах дополняли не менее дорогую мебель из темного шпона. На массивном длинном столе лежали принесенные из архива личные дела, свежие отчеты о происшествиях и иные документы. Фигура, восседавшая на тяжелом кресле с точеными узорчатыми ручками, гармонично дополняла помпезный вид обстановки.

Над головой Верховного Охотника на стене висел герб организации — скрещенные мечи и поверженный окровавленный волк. Довольно бездарное геральдическое воплощение их основной работы. Сомнов, которые напоминали бы волка или другое известное науке прошлого создание, Джоэл не встречал. Большинство врагов выглядели неописуемыми химерами. Такой же химерой смотрелся и Уман Тенеб. Вроде бы идеально подходящий для своей роли, но одновременно страшно чуждый для Джоэла, который привык видеть бывшего друга с мечом в руке, а не с острыми золотым пером.

Ныне Верховный Охотник внимательно рассматривал единственным правым глазом некий документ, демонстративно не замечая вошедшего. И Джоэл понял, что уже вовлечен в противостояние характеров. Этот молчаливый допрос изнуряющим ожиданием. Но он не сдавался, только учтиво кашлянул и как бы невзначай задел массивную бронзовую статуэтку на столике у каминной полки. Она со звучным щелчком упала на выцветший паркет, и Уман отвлекся от нарочито внимательного изучения бумаг.

— Джоэл. Вот и ты. Полагаю, тебе есть, что мне рассказать, — спокойным рассудительным тоном начал он, но прищуренный правый глаз предвещал бурю, как и едва заметная ухмылка на обветренных тонких губах. Он выжидал, как хищник в засаде. Джоэл не собирался поддаваться на эту игру и начал с порога без лишних формальностей: