Мария Токарева - Град разбитых надежд

Но его выбил обратно в город мощный удар — это каменный ворон врезался в правый бок мощным клювом, опрокинул в воздухе и выхватил из плена воронки, вырвал из смертельного потока.

— Думаешь, многих так успеешь спасти? — рассмеялся Змей и ударил ворона незримо колоссальной когтистой лапой. Черная гранитная птица взвилась вверх, закружилась, а из ран засочился чистый огонь.

Джоэл взирал на сражение в перевернутой перспективе спящего, лежащий посреди улицы. Он не определял, кто здесь зло, кто добро. Он слышал только море и понимал, что на этот раз не обратится в тех, кого уничтожал. И лишь дивился: где-то там, за невидимой гранью снов, велась борьба за души, за обращенных и проснувшихся. Но сон ведь лгал, и город в реальности тоже. Тогда не все ли равно, во что уверовать, если просит душа? Если ноет, болит, исходит осенним туманом в сетях? Он только желал еще раз увидеть Джолин и Ли, выбравшись из кошмара в рутинный ужас реальности, в понятные страхи. К ним.

— Это тоже реальность, Джо! — каркнул ему ворон, срываясь с желтых небес; запыхавшийся и измученный, он продолжил: — Но не твоя…

И в тот же миг с неиссякаемым упрямством устремился прямо на Змея, а впереди него веером острых кольев неслись пики каменных перьев. Все они нацелились в Красный Глаз. Все единым движением попали точно в цель, ворон крыльями гнал перед собой волну неведомой силы. Показалось, что воронка новоявленных призраков града померкла, рассеялась. Но Змей лишь сморгнул, слегка мотнув незримой головой. Ворон же впился когтями, он вновь рвал чешую, клевал под ней плоть, и на брусчатку темными каплями выплескивались не капли крови, а сгустки тьмы, подобные болотной жиже. Они пульсировали и облепляли дома, вскоре уносясь обратно в Хаос к монстру. Так каждый миг молниеносно отрастала новая чешуя.

«Его не победить», — обреченно решил Джоэл и смирился, чего-то ожидая. Ворон же не унимался. Он впивался когтями в чешую, сгибал и отрывал пластины, хотя на место утраченных тут же вставали новые. А от крошащейся защиты ворона уже ничего не осталось, изнутри он светился ярким факелом. Не ворон — феникс. Как странно! Все слишком странно в этом сне.

Вскоре Змею надоела игра, и он резко извернулся, дернув длинной шеей. Из мрака донесся гулкий щелчок зубов и дикий задушенный клекот. А потом с высоты перевернутым солнцем древних картин полетел ворон-феникс, раздробленный, лишенный каменной брони. Кровь разбавленным вином хлынула из крыльев. Ворон упал, сломав несколько прозрачных крыш, скатился черной кляксой и замер на разбитой мостовой, бескрылый, перепутанный, как клубок порванной пряжи. Не разобрать, чем являлся когда-то, но Джоэл вдруг понял, что птичьи черты исчезают, уступая место иному облику. И вскоре перед ним предстал окровавленный человек.

Джоэл подошел к нему без страха, отчего-то вверх ногами, ступая не по кладбищу мостовой, а по карнизам вторых этажей, по расставленным сетям и случайным облакам. Ворон же, разбрызгивая лаву-кровь, лежал на камнях последнего града людей. Он приподнялся и обернулся, скрываясь за черным плащом. Но Джоэл разглядел лицо — какой-то мальчишка, не больше двадцати пяти, но с огненными глазами старика. И будто бы встречались где-то, видел у кого-то такие же глаза.

«Вестник Змея? Легендарный сомн? Тогда почему против Змея, если вестник его?» — задумался Джоэл. Лабиринты расследования даже во сне не давали покоя, выстраивались четкостью невероятных версий. Все вверх ногами, поперек четких доводов.

— Джоэл, я буду говорить с тобой через сны, через случайные песни и чужие молитвы, — прошептал, задыхаясь до боли, странный человек, точнее, ворон. Или, может быть, феникс.

— Нет, не хочу, изыди! Уходи, проклятый голос! Исчезните вы, твари! — прошептал Джоэл, когда слишком отчетливо услышал этот обычный человеческий голос. Он почти проснулся, даже приоткрыл глаза, узрев комнату. Но видения не отпускали, не распадались.

— Так каждый раз. И каждый из миров кричит: «уйди, позволь мне умереть». Смерть смотрит на тебя сквозь закрытые веки.

— Нет. Я не хочу, чтобы Вермело умер, — твердо отозвался Джоэл, почти проснувшись. Он рычал, не размыкая губ, силился произнести в реальности, но во сне слова оглушали.

— Зависит от тебя. Я слаб здесь. Слишком слаб, — простонал ворон, Страж Вселенной, и распался черным легким оперением, оставив лишь сожженные камни.

Джоэл проснулся рывком, непривычно встревоженный. Сердце отсчитывало неумолимо быстрый ритм, вбиваясь гвоздем в грудную клетку. Первым делом он посмотрел в Ловцы Снов и с удивлением не обнаружил ничего, вообще ничего, даже хлопья пепла не застряли меж шелковых нитей. Как будто видение и впрямь происходило наяву. Но когда? И где? В прошлом, в будущем, вне и вокруг времени каждый миг? В голове разрушались рамки привычного понимания, но Джоэл стряхнул с себя оцепенение, выглянул в замызганное окно: часовая башня показывала пять вечера. Значит, до начала дежурства еще оставалось время.

Теперь, когда силы немного восстановились — так хотелось считать, хотя тело ломило — Джоэл счел важным заняться столь редкой уборкой. Комната пропахла гнилью и плесенью, он подушки несло псиной, вернее, потом немытых волос. Потом… Он проснулся в липкой испарине и задумчиво стирал ее рукавом, подходя к колодцу, чтобы набрать воды для умывания и стирки.

Выйдя на улицу, Джоэл удивился, что в небе не повисла воронка, не летали вокруг трупы. При свете Желтого Глаза город даже выглядел симпатично, вернее, ханжески пристойно. Но если и впрямь Змей выбирал новых сомнов по велению своей ненормальной игры, то не было деления на спасенных и проклятых. Лишь воля жестокой вероятности, невидимой руки, которая всех заставляла умирать раньше срока.

«Если существует Змей, то почему не существовать и ворону-фениксу, Стражу Вселенной. Надо наведаться к святителю Гарфу как-нибудь. Он же у нас спец, — подумал Джоэл. — Или наоборот не надо. Вот наслушаешься его, и мерещатся Стражи Вселенной».

Несмотря на то, что охотники сражались с порождениями кошмаров, Джоэл никогда не верил в вещие сны, предсказания и толкование потаенных символов, скрытых в ночных видениях. Психологи, настоящие, умные, которые еще уцелели в цитадели, утверждали, что сны проецируют лишь то, что видел человек в течение дня или в течение жизни, естественно, искажая и перемешивая с комплексами и тревогами.

Джоэл сложил простую картину: город с детства въелся в память, Змея они все невольно созерцали. Про Стража Вселенной еще в давние времена пела гимны одна небольшая секта, последним адептом которой оставался старик Гарф. Джоэл давно не заглядывал к нему, и теперь сомневался, стоит ли. Святитель Гарф всегда слишком воодушевленно твердил о Страже Вселенной. Настолько воодушевленно, что мог заразить этим бредом других. Значит, все-таки заразил, раз во сне пришел исковерканный образ легенды. Все понятно, и просто, и складно. Но вот море… Море Джоэл не видел никогда.