Мария Токарева - Голод Рехи

Король же обвис на пиках. Его царствование закончилось, земли его поглотил неприятель. Треснула эпоха, как старая стена под натиском требушетов. Рехи пронзила чужая предсмертная мука. Он застонал, едва не выпадая из сна в пустоту.

— Мирра! А как же Мирра?! Я должен защитить Мирру! — закричал он, но вскоре осознал, что это не его мысли, не его вопль. И усилие воли не позволило раскидать кровожадных наемников.

Он, как и раньше, перенесся в сознание Лилового жреца. И ощущения чужого тела сводили с ума.

Запах гари оседал на губах, врывался в развороченные легкие, вызывая бесконечный кашель. Не было сил пошевелить рукой или ногой. Возле кровати лежал ничком старый лекарь со стрелой в спине. Он лишь на минуту вышел из башни за новыми повязками, не зная, что враг уже в крепости.

В раненом Страже еще трепыхалась жизнь, он еще мыслил. Но о нем уже все забыли, как о дохлой собаке. Башня горела.

Еще недавно здесь держали безумного адмирала, еще недавно его предостережения казались вымыслом больного сознания. Но теперь сбывались пророчества, как будто это Двенадцатый, а не Тринадцатый лгал долгие века. Лиловый жрец не знал, кому верить. Все его существо застила боль, но еще хуже мучила предельная тревога: «Мирра, Мирра, где ты? Я должен защитить тебя! Мирра!»

Он хрипел и силился подняться. Еще недавно он вкусил такую мощь, которая ныне смела бы под корень вражескую армию. Но предательская стрела вонзилась в спину. Двенадцатый позволил, заставил в назидание испить до дна ядовитую чашу немощи.

«Линии, дайте мне силу! Линии!» — молился Лиловый жрец, впиваясь обломанными ногтями в пропотевшие грязные простыни.

— Прими свою судьбу, дитя. Ты умираешь. Твоя память возродится в следующем Страже через поколения. Возможно, он расскажет новому королю, как не следует завоевывать власть… Возможно… — тихо бормотал Двенадцатый, как шамкающий старец. Его голос отражался от стен башни, как эхо в старом склепе. Он подступал шагами смерти к изголовью. Но жрец не сдавался, он выгибался дугой, лишь бы не затихнуть одеревенелым трупом. Он тянулся к уровню белых линий всем телом, и не обжигался о них, а обматывал себя, накидывал петлями, завязывая узлами.

— Нет! Линии! Подчиняйтесь мне! — кричал он. — Я должен быть рядом с Миррой! Я должен спасти ее!

— Дитя! Не смей! — восклицал обескураженно Двенадцатый.

Но Лиловый жрец вновь прильнул к живительному источнику силы. Он творил с линиями, что хотел. На пределе тревоги, на грани отчаяния они поднялись, послушные воле Стража, несмотря на угрозы и призывы Двенадцатого. Предвечные запреты мироздания обесценились, когда Страж захотел спасти свою любовь. К чему запреты, к чему вера, к чему сам мир, в котором нет любви, в котором запрещены привязанности? Жрец забыл о своих клятвах и обетах. Он обмотал себя линиями, как коконом, заставил их стянуть края раны и поднять себя на ноги.

— Давай! Спаси ее! Ты можешь, я знаю! — подбадривал Рехи. — И тогда мы вместе набьем морду Двенадцатому!

Лиловый жрец вышел из башни, не замечая бушующего на лестнице пламени. Он перенесся на другой уровень мира. Они парили вместе с Рехи, почти бестелесные, невероятно сильные. Жрец сметал врагов одним мановением руки, но великая сила не приносила ему радости: он искал Мирру, заглядывая в каждый уголок замка, и не находил.

— Я видел ее возле акведука! Слышишь? Возле акведука! — кричал Рехи, но голос его не прорезал века. Страж шел неверной дорогой. Он заглянул в горящие покои принцессы, затем в опочивальню короля, торопливо спустился вниз.

В тронном зале кипел бой, старые карты растоптали в пыль, трон опрокинули и разрубили. Какой-то наемник набивал золотом мешок, напялив задом наперед золотую корону. Жрец с отвращением прикончил его одним движением пальца, размозжил в кровяную кашу, как мерзкое насекомое. Когда на пришельца обратили внимание, он призвал еще несколько линий — и зал опустел. За секунду, неуловимо, стремительно, страшно. От врагов оставались лишь красные брызги на стенах, клоки одежды, обожженные кости и сморщенные от жара доспехи.

«Вот это сила! Мне б такую против Саата!» — восхищенно ужаснулся с Рехи.

Лиловый жрец даже не сознавал, что творит. Перед глазами у него стоял образ Мирры, его Мирры. И нехорошее предчувствие поселилось на сердце у Рехи, когда принцессу не удалось найти ни в тронном зале, ни в других помещениях.

Повсюду жрец оставлял за собой след из кровавых брызг и сломанных мечей да копий. Он уничтожал неосознанно, не замечая, как белые линии покрываются кровавым налетом. Не слышал он и тихого стона Двенадцатого, столь далекого и робкого, что слов не различал даже Рехи.

«Остановись! Стой! Стой, так нельзя! Ищи Мирру, а не убивай всех подряд! Ты не видишь? Линии чернеют!» — устрашился эльф, замечая, как меркнет чудесное сияние. Но жрец уже не слушал. Он шел вперед, твердя:

— Мирра! Мирра! Где ты?! Мирра!

Линии дали неиссякаемую мощь, но не подсказывали, поэтому жрец скитался, как в бреду, по замку, разделываясь со всеми, кто вставал на пути. Рехи не был уверен, что под разящие плети линий не попали остатки сдавшейся армии мертвого короля.

— Мирра… Мирра… — хрипел жрец, но голос его превращался в утробный рык.

— Тут его убили! Туда она побежала! — указывал направление Рехи, но не слышал своего голоса. Он призрак, лишний призрак разрушенных времен.

— Мирра! — для лилового жреца единственным звуком мироздания остался звон ее имени.

После мучительных скитаний по горящему замку он все-таки вышел к акведуку. Туда, где был убит король, труп которого лежал у стены, безмолвный и обмякший. Наемники уже стащили перстни, мантию и сапоги, оставив изможденного человека в засаленном исподнем.

«Долго же мы скитались, раз наемники все успели! — подумал Рехи. — И что еще они успели? Догадываюсь, что еще… Лиловый, торопись!»

— Король… Мой король! — обескуражено воскликнул лиловый жрец, остановившись на мгновение. — Все кончено…

«Нет! Не все! Еще есть Мирра! Ты ее ищешь или нет?!» — озлобленно вскричал незримый Рехи. От его возмущения поднялся ветер. Внезапно одна из тяжелых дубовых дверей отворилась… И все слова закончились, когда лиловый жрец вошел в сумрачную комнату, некогда бывшую чьими-то богатыми покоями. Ныне в них все объял хаос уничтожения и грабежа.

— Мирра, — выдохнул лиловый жрец. Рехи лишь отвел взгляд. Он считал, что после разгрома деревни людоедов уже не увидит ничего более омерзительного. Ошибался.

Принцесса лежала навзничь посреди тлеющего ковра. Лиловый жрец увидел ее растерзанное тело, которым еще продолжали гнусно пользоваться двое наемников. Разодранные белые одежды принцессы покрылись алой кровью, стекавшей из распоротой шеи. На лице застыла гримаса ужаса.