Мария Токарева - Голод Рехи

«Мы еще посмотрим, посмотрим, кто здесь победит», — потрясая кулаками, думал Рехи. Его мучили смутные предчувствия, временами живот скручивало непонятным холодом, словно в присутствии страшной опасности. Еще он просыпался посреди ночи, с тревогой ощущая какой-то посторонний запах, который наполнял деревню. Запах не живых существ, не крови и грязи, нет, что-то иное, неживое, но неотвратимое подбиралось ко всем ним, пока Ларт и его люди плели интриги и воевали против людей.

«Валить отсюда надо, просто валить», — пришел к окончательному решению Рехи, уходя прочь от заграждений. А за воротами рычали ящеры, словно намекая на невозможность побега.

Внезапно все замерло. Пыль повисла в воздухе, песок под ногами застыл, огонь в кузнице перестал колыхаться, дым прирос к трубе неподвижной глыбой, а жители превратились в изваяния. Казалось, окоченели даже звуки, повисли в воздухе. И на ближайшем камне в неизменно скорбной позе обнаружился печальный Митрий.

Золотые крылья колыхались за его спиной сложенным плащом, он сидел в одиночестве, без Сумеречного Эльфа. Рехи мог бы поклясться, что еще мгновение назад валун был пуст.

«Ну и где вы были все это время? И зачем сейчас я понадобился? Небось, не вытащить меня пришел», — фыркнул мысленно Рехи. Он не умел надеяться и не привык просить, поэтому ничего не ждал от задумчивого Митрия. Тот больше ничего не рисовал на песке и, к счастью, не пытался доказывать непонятные истины. К тому же Рехи знал все и сам: он — Страж Мира.

Только что это меняло? Наваливало сверх всех проблем дополнительную ответственность перед мертвым миром. Вроде бы так. Только Рехи не очень-то жаждал помогать и умирать, как того желал смешной жрец в лиловом.

Во имя кого? Во имя людоедов, которые взяли его силой, чтобы сожрать? Во имя полукровок, которые устраивали оргии с пожиранием людей заживо? Или во имя эльфов, пораженных проклятьем кровососов? Вот Лойэ, может, и спас бы, да только она затерялась где-то. От всего этого на душе усиливалось ощущение гадливости. Появление семаргла испортило окончательно и без того дурное настроение.

— Ты сбился с пути, дитя разрушенного мира. Сильно сбился, — после долгой, унылой паузы выдохнул Митрий. Рехи только упер руки в бока и выдвинул челюсть, кивая:

— Что если я не хочу никуда идти?

— Помнишь, советник из головы предупреждал тебя об опасных друзьях?

— Ну, было что-то. Про Ларта. Понимаю.

Слова звучали отрывисто, собственный голос резал вязкий воздух, как хлыст. Рехи прекрасно осознавал, что его собеседник, таращивший грустные глаза, способен испепелить одной своей волей, не сходя с места. Но не возникало страха или почитания.

— Да, про него, — миролюбиво кивнул Митрий. Его мягкий, успокаивающий голос как будто убаюкивал. Рехи невольно выдохнул, погружаясь в непривычную апатию обреченного. Отчего-то он понимал, что без нужды высший семаргл к нему не приблизился бы и на расстояние суточного перехода. Но его, мелкого кровососа, выбрала старинная сила Стража.

— Слушайте, зачем я вам все-таки? — спросил намного спокойнее Рехи, но тут же нахмурился и бросил: — Идите сами к Цитадели!

В ту минуту он хотел потребовать у Митрия лишь одного: немедленно вернуть Лойэ за стены деревни. И с ней бы Рехи уже никуда не двинулся, не спрашивая мнения Ларта и его приспешников, доказал бы делом, что имеет право на собственный шатер или хотя бы часть шатра. Вновь вскипала злоба, ведь не оставалось ни малейших сомнений, что Сумеречный Эльф и Митрий способны перенести человека из любой точки пустоши. Но они не доставляли к Цитадели и при этом запрещали оставаться где бы то ни было еще. Рехи претила мысль, что он просто раб, орудие чьей-то силы, воли высших созданий и даже игры алчного предводителя полукровок. В конце концов, он просто хотел как следует набить морду Двенадцатому.

— Если я вам так нужен, ну так и пошли сразу к Цитадели! — предложил Рехи, недовольно кривясь. Митрий виновато поднял глаза, сутулясь. Он отвечал не слишком уверенно:

— В нормальном мире мы бы так и поступили. Но ваш долгое время был скрыт от наших взоров. Пробились мы лишь случайно и не можем переноситься на далекие расстояния. Здесь мы такие же странники, как и ты. Мы не уверены, хватит ли нашей силы для победы над Двенадцатым. Я привел с собой последнего уцелевшего ученика. Поэтому нам нужен ты. Линии твоего мира так запутались. Вот уже три сотни лет они черные и грязные. Если ты замечал — хотя вряд ли — все они ведут к Цитадели.

— Замечал. Ты недооцениваешь меня, — мрачно отрезал Рехи. — К Двенадцатому Проклятому.

Он с каждым днем все отчетливее даже не видел, а чувствовал, как черный тугой клубок сплетается в единое направление. Черные линии прожигали сны, липко касались кожи. От них горчила пища и временами приходили страшные видения.

— Да. Теперь этот мир — картина его помешательства. Если так все оставить и дальше, отравленные линии могут заразить и другие миры. Пусть мы и провалили свой проект Стражей, но позволить вот так рушить миры… Нет уж!

Услышанное, с одной стороны, подняло Рехи в собственных глазах, он даже ощутил себя значимой фигурой, которую готовят для великой миссии. Но, с другой стороны, все ложилось на его плечи новой ответственностью, к которой Рехи совершенно не был готов.

— Но я-то просто пустынный эльф! — бессильно воскликнул он, разводя руки, словно демонстрируя, что в них ничего нет, никакого скрытого оружия или силы. Хотя лиловый ожог на ладони свидетельствовал об ином.

— Ты до сих пор в этом уверен? Даже после всех видений? — вскинул светлые брови Митрий. Он встал с валуна, приблизился к собеседнику, обходя его и выжидающе посматривая.

— Нет, — покорно сказал Рехи, однако снова ощерился, как ящер: — Только почему я гнию в этой дыре? А? Какая в этом цель?

— Ты должен освободиться от самого себя. Пока ты не Страж Мира, а лишь тень его силы. Часть тебя желает остаться в деревне. Я слышал твои мысли насчет…

— Не смей называть ее имя!

Бессильный гнев вырвался хриплым восклицанием. Рехи и сам не понимал, с чего бы его так ранит теперь любое упоминание имени Лойэ. Возможно, он томился только по ее образу, призраку, созданному воспаленным рассудком. Возможно, только потеряв ее, признался себе в способности на настоящие чувства.

— Я должен стать свободным от всего? — заставляя себя успокоиться, выдохнул мрачно Рехи, сжимая и разжимая кулаки. Голос Митрия звучал приговором, мягким, спокойным… Но хладнокровные убийцы тоже не разговаривают на повышенных тонах.

— Абсолютно от всего, — размеренно отчеканил он. — От любви, от привязанностей, от желания завести дом.

Рехи замер на мгновение, а потом вскинул голову и вдруг рассмеялся. Ему казалось в тот момент, что он намного умнее своего горе-проводника. Этот крылатый не мог взять в толк простейшей сути человеческой души. Может, он и любил кого-то в далекие времена, но с тех пор явно позабыл это чувство. Поэтому у него и выходили не Стражи, а какие-то уроды. Не просто так его не терпел Сумеречный.