Мария Токарева - Голод Рехи

— Не надо! Хватит! Хва-а-а-а-тит! Я все скажу! Все! Только не надо!

Похоже, теперь он испытал настоящий страх, а Рехи все продолжал тянуть, отделяя новые полосы и слои, словно изучая изнутри человеческое тело, пока Ларт не остановил жестом.

— Так говори! Когда выступает армия? — обратился предводитель, сверкая глазами.

— Через две смены красных сумерек! Через две смены! — задыхаясь, пролепетал лазучик, глотая унизительные слезы.

— Рехи, потяни еще, вдруг он нам лжет!

И Рехи послушно потянул, кажется, даже не дыша. Он палач, он орудие Ларта, не лучше меча. Кожа рвалась неровными краями, отслаивалась кровяными ошметками.

— А-а-а! Нет! Не лгу! Никогда! Не лгу! Две смены! Две!

— Похоже, и правда не лжет, — довольно присвистнул Ларт, подбочениваясь. — Ну, а теперь, мой палач, мы отлично пообедаем.

— Вы… обещали отпустить… — выдохнул лазутчик, губы его дрожали. И Рехи увидел лик кромешного отчаяния, о который разбивались самые слабые, самые безумные надежды. Казалось, как и его собственная надежда на побег из деревни. И все-таки жажда свежей крови пересилила. Едва Ларт позволил, Рехи привычным быстрым жестом припал к шее пленника, очень быстро обрывая его дальнейшие страдания. После всего совершенного это было почти актом милосердия.

Ларт же довольно набросился на свежее мясо. И на какое-то время в шатре воцарилось только жадное чавканье. Ларт сидел на полу и, не помня себя, грыз кости, лишь выплевывая волосы. Рехи же уже насытился и стоял рядом. Постепенно к нему приходило ужасное осознание содеянного. Что-то лопнуло в нем, что-то навсегда перевернулось. Был снят один из последних запретов. И все более отчетливо слышались слова Митрия про путь и опасного друга.

— Ларт… Не надо. Больше. Этого, — пробормотал опешивший Рехи, но ему казалось, что шевелятся чужие губы. Он схватился за свое лицо, ощупывая кожу и яростно растирая ее. Он искал метки какой-нибудь заразы или морду ящера, хоть какие-то знаки того, насколько он изменился. Но нет, видимо, даже пустынные рептилии не сумели бы придумать такую жестокость. На нее оказался способен лишь разумный эльф.

— Посмотрим, — глухо ухнул голос сытого предводителя.

Рехи не помнил, как прошел остаток дня, буквально стерся из памяти, выпал за малозначительностью. Руки что-то делали в шатре оружейников, кажется, он тренировался со своим новым мечом, но перед глазами стояли недавние картины и содранная кожа. И какой-то чужой силуэт, который делал все это.

В конце концов, Рехи увидел себя. Прикованным к столбу, с содранной кожей. И даже начал испытывать настоящую боль, попеременно хватаясь то за предплечья, то за живот, даже удивляясь, что там все на месте. На нем оставались только старые рубцы и шрамы. А вот на душе зияла новая рана. Даже если он сам ее нанес, нож в руку вложил Ларт. Проклятый полукровка! Проклятый… И снова Рехи видел себя. В череде образов все смешивалось, как в бреду. Да и трясло его, словно в лихорадке. Он стольких убил, столько съел, но слово «допрос» теперь отзывалось вполне реальным ужасом.

— Выспись, нам завтра выступать на перехват, — на короткое время вырвал его из небытия голос Ларта, который уже устраивался на ночь возле трона. Рехи же съежился на шкуре, не желая ни видеть его, ни прикасаться к Телле. Он лежал, свернувшись в клубок, поджав под себя руки и ноги, все ощупывая кожу на них.

«Не моя, да нет, не моя же!» — с трудом убеждал он себя. Кажется, болезненное оцепенение заметил и Ларт. Он приподнялся, обеспокоенно встал и нагнулся над Рехи:

— Не можешь заснуть? Ничего, эльф, я тебя еще отблагодарю. Мое отражение, мой шут, мой палач! Ты справляешься отлично с любой ролью.

С этими словами Ларт приблизился к Рехи, схватил его за голову и вдруг прижал лицом к своей податливо запрокинутой шее. К той самой жилке, которую Рехи облизывал после оргии, к тому самому заветному запретному источнику. Запах ударил в ноздри…

— Пей, только немного, — прошептал Ларт. — Это будет твоей наградой за труды. Я так решил.

Рехи вновь окутывал аромат крови, он сходил с ума, превращаясь снова только в пустынного зверя. Но хотелось продлить это мимолетное удовольствие в царящем вокруг ужасе. Рехи медленно дотронулся до шеи Ларта губами, едва ли не целуя, но тут же подключил клыки.

Они мягко пронзили кожу, и эльф-вампир припал к заветной жилке. На языке ощущался невероятный вкус, и в те короткие мгновения Ларт принадлежал только ему. Предводитель сам податливо откинул голову, но при этом держал Рехи за длинные волосы, чтобы в случае чего резко дернуть назад, откинуть от себя. Рехи же сжимал его плечи, чтобы удобнее припадать к жиле. Видения отступали, образы прошедшего дня сливались единой пьяной радостью от такой награды. Памяти не осталось, как и собственных мыслей.

— Хорошего понемногу, — отозвался слишком скоро Ларт. Рехи успел сделать не больше пяти глотков. Казалось, остановиться невозможно, но Рехи пересилил свой голод, свою одержимость. Он вновь приник губами к коже, слизывая последние капли. — Вот твоя награда за служение мне, — отозвался Ларт, гладя его по волосам, словно ручного зверя. Правы же оказались стражники…

«Нет, проклятье! Нет! И так каждый раз теперь?» — клеймил себя Рехи. Раньше его вел только голод, но теперь он вдруг вступил в противоречие с разумом. И это оказалось странно и страшно. Инстинкты больше не служили верными помощниками. Но зато прошел чудовищный озноб, Рехи растянулся на шкуре в ногах предводителя, как его верный пес. Кажется, так называли этих существ во снах прошлого. Ненавистного предводителя, его проклятого мучителя.

Так или иначе, постепенно пришел сон, но вместе с ним и доселе незнакомое чувство вины: «Я сбился с пути… совсем сбился… Митрий! Чтоб тебе солнце на голову, Митрий! Вытащи меня отсюда! Вытащи! Или я сам должен выбраться? У вас мир умирает, вы говорите, еще невесть сколько могут заразиться, а со мной играете в игры. Ну, вот он я! Скоро стану свободен от всего, чем я когда-то был. Но это свобода — для причинения страданий. Мне кажется, твои слова о свободе от всего — это очередное испытание на прочность. Здесь что-то более сложное. А впрочем, к солнцу тебя, крылатого! К ящерам! Как же я устал… Завтра выступать, скоро новая битва. Ее бы пережить».

Армия Ларта двинулась вдоль гребня гор. Впереди бежали на прытких ящерах несколько разведчиков, пехота шла медленно, но и звериные силы старались сберечь перед грядущей битвой. Рехи не нравилось медленно тащиться на Ветре, да еще периодически он слышал злые смешки и разговоры рядовых бойцов. Они не понимали, почему эльф едет верхом вместе с предводителем, а им приходится тащиться пешком. Рехи и сам этого не понимал. Частенько опасаясь соскользнуть с ящера, хватался то за зубцы на спине, то за Ларта, который недовольно оборачивался: