Мария Токарева - Голод Рехи

То ли Рехи проникался судьбами давно почивших глупцов, то ли за время скитаний так измучился, что не хватало чувств на реальность. Все они ушли в сны. Это жрец сражался, Рехи же прекрасно сознавал, что спит.

Временами он слегка разлеплял ресницы, тянул прогорклый воздух пустоши, вынюхивая возможных врагов. Затем вслушивался в мерное дыхание Ларта, поплотнее притягивая того к себе, чтобы лучше согреть. Оба страдали от мерзкого сочетания холода и духоты гейзеров и Разлома. Но ничего, Рехи дремал, радуясь, что это видение переносится достаточно легко, не чета предыдущим. Пусть себе жрец там сражается. Где-то в далеком прошлом три сотни лет назад — так давно, что не хватит пальцев на руках и ногах, чтобы пересчитать. Значит, очень давно. А суть бойни оставалась все той же.

— Мирра! За Мирру! — кричал упрямо он, посылая во врагов заклинания. Здесь-то и проявилась его истинная сила: шел в атаку он вовсе не за мир, а за Мирру. И с крыш сбивал врагов не ради далеких идеалов, не ради своего божества. Все просто и конкретно: пираты рвались к дворцу, окруженному второй каменной стеной, они уже доставали абордажные и осадные крючья, чтобы взбираться на стену, промедление сгубило бы королевскую семью.

«Такой штуки нам не хватает с Лартом, чтобы по скалам сейчас карабкаться», — здраво заметил Рехи. В этот раз он наблюдал за жрецом со стороны, а не из его головы, даже как будто парил над расплескавшимся хаосом, затопившим улицы города.

Жрец сбивал пиратов магией, как гигантским кнутом. В каждом движении его рук, в каждом подрагивании неестественно вывернутых пальцев читалось предельное напряжение. Острые плети работали вернее меча, рассекая врагов на ровные половины. Отделенные от тел руки и ноги представали четким срезом с мышцами и костями. Кровь же куда-то девалась, будто ее выпивали сами линии. Они все больше темнели, превращаясь из сияющих струн в склизкие темно-алые водоросли. Вот вам и первый кровопийца! Вовсе не клыками он действовал.

«Но другие Стражи Мира тоже использовали линии. Что с этим не так?» — убеждал себя Рехи. Или это подсказывал Сумеречный? Как-то шумно стало в этих снах. Кроме привычных прошлых людей, прибывали еще неведомые создания.

Рехи вновь злобно скрипнул пеплом на зубах и сдавил мозолистую ладонь Ларта, на мгновение возвращая себя к реальности. Так лучше. Друг оставался рядом, совсем настоящий, здесь, на пустоши в безымянном году разрушенного мира. Но Рехи пообещал себе досмотреть до конца — до исхода сражения. Ему и так слишком долго не посылали видений. Один Митрий обещал смерть в Разрушенной Цитадели. Рехи давно уже ни во что толком не верил, но сдаваться на милость судьбы не желал. Эти сны казались ключом к разгадке. И, возможно, только так он бы и сумел противостоять неизбежности. Нет такого слова, если достаточно быстро бежать.

— За Мирру! — все орал лиловый жрец, стоило смежить веки. Вот же не жалел он свою луженую глотку. На улицах, заваленных трупами, уже не хватало воздуха от смрада и дыма. Нестерпимый запах ударял в ноздри даже сквозь века. Или это просто рядом извергался очередной сернистый гейзер? Сон и явь давно смешались. Если не отдыхать несколько дней, то и вовсе теряется ощущение времени и реальности.

Возможно, это Рехи бежал по охваченному пламенем городу. Возможно, это он добрался до порта и обрушил всю силу напитанных ненавистью и кровью линий на корабли неприятеля. Совершалось что-то дикое и непонятное. Громадины с косыми и прямыми парусами затрещали. Море вспенилось, а в небе закружилась темная воронка, которая опустилась длинным рукавом в море. Рехи никогда не видел ни волн, ни кораблей, на которых в старину рассекали эти волны. Но зрелище погрома и уничтожения отзывалось привычным равнодушным пониманием. Скрипели мачты, капитаны кидались в море, чтобы спастись от гигантского смерча. А лиловый жрец стоял на берегу, самозабвенно размахивая руками и отгоняя неприятелей подальше от берега.

Ломались весла, горели палубы, ветер уносил отчаянные крики пиратов. Откуда бы они ни пришли, дома их лишились хозяев. Море кружилось не хуже пустынных барханов в ураган и так же сливалось с небом. Терялось различие между верхом и низом, своими и чужими.

И в центре всего стоял безумно улыбающийся лиловый жрец. Балахон его летел по ветру, капюшон упал с растрепанных волос. Они поседели. Цвет иссяк, и черты юности исчезали с искаженного гримасой боли и упоения лица. Он улыбался, смеялся и наслаждался силой стихии. Это он вызвал бурю, это он почти в одиночку отбил первое нападение. И не замечал, во что превращается. Такого ждала перепуганная Мирра? Вряд ли.

«Что ты творишь, идиот!» — захотелось крикнуть Рехи, который даже в своем наблюдении с высоты перепугался и машинально зацепился за подвернувшийся высокий шпиль обугленного здания, пожар в котором начался из-за сильного ветра.

— Пощади! Пощади! — твердили то ли уцелевшие враги, то ли оцепеневшие от ужаса воины короля. Смутные тени метались вокруг жреца, а он ничего не слышал. Линии в его руках были уже не водорослями, а синюшно-черными сплетениями выпавших потрохов. Вся выпитая энергия противника ушла в создание бури. Природа охала и стенала, не предполагая, что ее вовлекут в эти страшные человеческие игры.

— Сын мой, ты был слишком жесток! — внезапно послышался бесконечно печальный, но суровый голос. Он звучал отовсюду — из перевернутой морской глубины, из обломков кораблей, из камней разрушенных ветром домов, из каждого закоулка, окропленного кровью содрогавшихся в предсмертных корчах людей.

Лиловый жрец в мгновение ока замер, и судорога скрутила тощую длинную шею. Рехи затих вместе с ним, прижавшись к шпилю башни. Во сне это укрытие не спасло бы, а спрятаться очень хотелось.

— Отец… — с понурой головой смиренно пробормотал лиловый жрец. Он медленно сцепил на груди руки, словно возвращаясь к своему прежнему образу. Ветер постепенно утих, улеглись темные соленые морские валы.

— Ни слова! — вновь раздался голос. И жрец медленно отпустил линии мира. Они растворились легкой паутинкой. Море затихло, будто не случилось лютого шторма. Зато на улицах вновь закипел бой. Пираты лишились возможности сбежать, и едва осознав это, набросились на армию неприятеля с удвоенной силой.

Жрец тоже не остался в стороне: он прыжками помчался к городской стене, защищавшей дворец. Его не останавливали ни летящие со всех сторон стрелы, ни уличные бои. Некоторые он обходил, через другие прорубался с коротким мечом, отнятым у сраженного воина. Еще нескольких опасных стычек он избежал, просто перескакивая по крышам. Рехи отметил, что линии помогли их служителю подняться по отвесной стене.