Алексей Герасимов - Зловредный старец

Покуда я, кряхтя и с трудом удерживаясь от стонов, проводил на баке ритуал утреннего приветствия Солнца, Морской воевода успел отправить ялик к пентекору Энгеля и теперь досадливо барабанил пальцами по фальшборту, наблюдая как лодка с четырьмя гребцами, переваливаясь на удивительно сильных для полного штиля волнах, ползет к кораблю его сына.

Достигнув борта матросы, не поднимаясь на палубу, что-то выкрикнули, получили невнятный отклик и уже несколько мгновений спустя откуда-то, словно чертик из табакерки, в одном исподнем, выскочил Мокроногий. Матросы холкаса обменялись с ним несколькими короткими фразами, после чего командир пентекора повелительно вскинул руку в сторону нашего корабля и исчез еще более стремительно, чем появился.

Ялик едва успел развернуться на обратный курс, а на пентекоре уже звучали сигналы побудки. Спустя еще пару-тройку минут там поставили весла — видимо выучка экипажа у сына Морского воеводы оказалась на высоте, — загрохотал барабан, задающий ритм гребцам, и, не затрудняясь подъемом якоря, а попросту — не вытравив даже, — обрубив канат, корабль пришел в движение.

Я как раз к этому моменту завершил божественный моцион и доковылял до Михила из Гаги.

— Ты, князь, не иначе пиратов каких на горизонте углядел? — поинтересовался мое величество. — Или другая какая неприятность?

— Другая, государь. — мрачно отозвался Морской воевода. — Шторм приближается.

— А я-то думаю, с чего мне сегодня так погано… Что думаешь предпринимать?

— Берег каменистый, на мелководье тут скалы. — ответил князь Михил. — По спокойной погоде, на ночевку встать в этом месте — милое дело, но дожидаться гнева Морского деда стоя на якорях не стоит. Упаси боги, лопнет трос, и либо перевернет, либо разобьет о камни. Сейчас Энгель нас возьмет на буксир и выведет на простор — там шансы уцелеть есть. Поставлю зарифленный парус — глядишь и вылавироваю. Если буря будет не шибко сильной, конечно.

Покуда мы беседовали, небо на западе начало стремительно темнеть, однако тут, у нас, все еще продолжалось полное безветрие.

— Государь… — Главвоенмор помолчал. — Вы бы принесли Висну жертву, а? Авось он внемлет молитвам столь просветленного человека как вы.

Я почесал в затылке, пытаясь припомнить обряд подношения Всеашшорскому Посейдону. Оно, с моей точки зрения, совершенно бесполезно, но если экипажу так будет спокойнее, то почему бы и нет? Меньше будут нервничать — меньше накосячат. Да и есть боги Мангала, нету ли их, с учетом моего посмертного опыта — это еще бабушка на троих соображала.

— Ладно, пошепчусь с рыбами, пускай передадут мою просьбу. — согласился я, и, повернувшись к маячащим неподалеку Блистательным, распорядился. — Так, братцы, тащите на нос два кувшина вина побольше, мой кубок и миску каши.

Гвардейцы скрылись, а Михил огорченно покачал головой.

— Вино у нас на борту, повелитель, не очень доброе — для простых матросов. Вы же сам распорядились, на вас и царевича хмельного в дорогу не брать.

— Ну, знаешь ли, чем богаты — тем и рады. — я развел руками. — Да и вообще, дареному коню титьки не щупают, Висну это должен бы понимать.

Когда к ритуалу все было готово — мне его так вспомнить и не удалось, так что обряд был сплошной импровизацией и отсебятиной, — пентекор уже почти поравнялся с холкасом, так что, дабы не задерживать швартовку, выполнить все действия предстояло предельно быстро, но при том торжественно, поскольку корабль Энгеля уже начал замедлятся, и за процессом наблюдало теперь куда как больше свидетелей, чем мне хотелось бы.

— Ну-ка, рыбы, подходите, своего царя зовите! — провозгласил я, зачерпывая ложкой кашу из тарелки и разбрасывая ее широкими взмахами. — Это угощенье вам, Висну тоже кой-что дам.

Бросив опустевшую миску на палубу я подошел к большим, литров на тридцать каждый, кувшинам и, распечатав один из них, налил из него в кубок вино, после чего сделал маленький глоток.

Ну что сказать? Морской воевода был абсолютно прав — напиток не самый изысканный да благородный, аромат тоже букетом не поражает. Что-то вроде как в той жизни, в голодные студенческие годы, иногда брал — вино заморское, «Анна Павловна», единственное что не крепкое.

— Угощайся, Дед Морской! — провозгласил я, с вытянутой руки выливая вино в море, после чего туда же бросил и сам кубок (серебряный между прочим!), подхватил открытый кувшин, поднял его, и начал опустошать туда же, за борт. — Пей, пей да не буянь, бурю в море устакань.

Наконец, поставив пустой сосуд, с кряхтением от прострела в пояснице, я поднял запечатанный кувшин насколько мог высоко и с силой бросил его за борт.

— А это тебе на опохмел!

Судя по лицам Михила и экипажа, такогожертвоприношения богу моря они еще никогда не видали. Надо добивать.

Я поднял с палубы тарелку, тщательно соскреб ложкой прилипшие к стенкам и днищу остатки каши, после чего стряхнул ее в море, небрежно бросив:

— Давайте, рыбы, уговаривайте. — после чего развернулся и поковылял к Морскому воеводе. — Князь, голубь мой, ты швартовы с пентекора вообще принимать собираешься? Жертвоприношение закончено.

Замечание мое было тем более справедливо, что корма корабля Энгеля в этот момент как раз поравнялась с носом холакса, и теперь держащийся за кормило сын командующего ВМФ Ашшории смотрел на меня с расстояния в какие-то несчастные два десятка локтей не менее квадратными глазами, чем его отец.

— Или ты хочешь чтобы зыбью нам на бак корму пентекора бросило? Так это, доложу тебе, идея дюже поганая.

Михила, от воспоминаний о наличии у него профессиональных обязанностей, тут же попустило, и он ринулся раздавать приказы. Вот что значит, вернулся человек в привычную атмосферу.

— Так, а вы, мои сладенькие, — я повернулся к телохранителям и обратился к ним в пол голоса, — рассупонивайте доспехи. Если Висну меня не услышал и мы пойдем ко дну, вам в них до берега ни в жизни не добраться.

— Мы готовы умереть вместе с вами, государь! — вскинулся один из них.

— Верю, что готовы. А только зачем? Был бы бой, это я понимаю — на то вы и Блистательные. А с морем что делать станете? Волны мечами рубить? Доспехи снять и сложить вместе с балластом. Нам, для остойчивости корабля, сейчас любой груз, каждый мин веса, важен.

— Ваше величество полагает, что корабль может погибнуть в предстоящей буре? — недоверчиво спросил другой гвардеец, молодой, едва ли более чем на полтора года старше Нварда. — Ведь вы, государь, вознесли жертву об умалении бури.

— Я-то, друг мой Кикос, вознес. Только о том, насколько прочно построен корабль понятия не имею. Висну постоянно посылает испытания мореходам, не со зла, а дабы они были готовы к любым превратностям, ибо море — место лишь для сильных духом людей. Мы, по свойски, полагаю, с Морским дедом договорились, но выдержит ли корабль, труд его создателей, хоть малое испытание? Полагаю, именно это бог моря и желает проверить. Так что если холкас на волне развалится, добирайтесь до берега и требуйте казни строивших корабль мастеров.