Ярослава Кузнецова - Чудовы луга [СИ]

Он задрал голову, всмотрелся в спокойные светлые глаза. Неужели ей и впрямь не страшно? Слушает, что-то обдумывая про себя.

… - Иди вперед, я сказал! — взревел Вир, теряя последнее самообладание. — Иди, щенок, крысеныш, позор своей матери, пока я не погнал тебя пинками!

Он широко зашагал по коридору, подталкивая Кая. Тот сшибал углы, цеплялся за стены и спутника, потом, почти у самой двери их комнаты, рухнул на струганные доски и облевал порог.

Вир сцепил зубы, нагнулся и снова вздернул парня за шиворот. Другой рукой распахнул тяжелую дверь и швырнул его через всю комнату, не особенно целясь. Помедлил, переступил через пахнущую кислым лужу, заложил засов.

Кай влепился в стену и сполз около умывальника. За оконными ставнями поливал осенний дождь, холодный ветер кидал капли горстью, как горох.

Рыцарь перевел дух и привалился спиной к двери.

— Ладно, — сказал он, остывая. — Приведи себя в порядок. Завяжи штаны. Умойся. И ложись спать. Нам завтра выезжать.

Парень поднял голову и уставился на Вира сквозь спутанные пряди. Кривая ухмылка перекосила лицо.

— Ты мне не брат, не отец — чтобы указывать!

— Я твой дядя и опекун, этого довольно. Чего ты добиваешься?

Ветер налетел с удвоенной силой и затряс деревянные створки, грохая задвижкой.

— Я позор своей матери, ты сам сказал.

— Твоя мать умерла, спасая тебе жизнь.

— Ублюдок. Снежное отродье, — еще одна кривая улыбочка.

— Вины твоей в том нет. Вставай. Умывайся. Ложись спать.

Вир воспитывал мальчишку, как мог, а мог он плохо. Плохая нянька из бродяги рыцаря. Молчал почти до последнего. И только недавно, в пьяной ссоре, выложил ему всю правду.

До того Кай еще носился со своими мечтами. Выдумывал себе родителя лорда, может быть даже короля. Это уже после того, как перестал считать, что его отец — Вир.

Правда была неприглядной. Страшной.

Не стоило ее рассказывать.

Не стоило.

— Не встану! Не хочу! Не буду!

— Сейчас получишь по первое число! Ремнем по жопе! Хватит с тобой цацкаться!

— Только тронь! Пожалеешь!

— Ну все, ты меня достал! — взревел Вир, кидаясь вперед. Глаза его побелели от ярости.

Бдзынь! Щелк! Глиняный кувшин на столе разлетелся вдребезги, и на лбу рыцаря набухла алая полоса. Осколок прорвал кожу, едва не воткнувшись в глаз.

Молчание. Долгое, как ночь…

— Год назад он погиб, — Кай переглотнул, помолчал. — Это было на юге, в Альта Марее. Я остался один.

— Продолжал мыкаться по постоялым дворам?

— Да.

— И чем же ты зарабатывал?

— Гречку перебирал.

— Ты ведь куда-то едешь, — проницательно сказала Ласточка. — Упорно стремишься. Проделал такой путь, зимой, без денег, по бездорожью. Один.

Знала бы она…

— Еду. Мне надо на север. К отцу.

— Все силы бросить на починку дороги, — чеканил Мэлвир. — Все, что есть. Если солдаты не справляются, будете валить лес сами.

Он внушительно помолчал, ожидая возражений. Возражений не было.

— И запомните — еще одно упоминание о демонах и болотной нечисти закончится плохо.

Мэлвир оглядел собравшихся людей, сжал руку в кулак и резко распрямил пальцы.

— Все ясно? В королевском войске нет места суевериям. Усилить посты. Используйте собак. И никаких россказней о злых духах.

Десятники хинетов, наемники с Ока Гор и раделевские рыцари, командиры копий, мрачно внимали. Даже прибывшие из Катандераны молодые рыцари переглядывались и выглядели встревоженными.

— Сэн Соледаго, — решительно высказался сэн Эверарт, марискаль лорда Раделя. — Всем рты не позатыкаешь. Среди солдат много местных, а проводники мутят воду и…

— … сеют панику, — заключил Мэлвир тихим голосом. Он всегда понижал голос, когда злился. Что толку орать. — Проводников я буду вешать. Или вы хотите застрять в этих болотах навсегда? Я — нет. Свободны.

Приглушенные голоса, бряцанье железа — воины разошлись. Потемневшие глаза, угрюмые лица, на которых паутиной лежал страх.

Кто-то справлялся с ним лучше, кто-то — хуже. Но все они боялись.

— Болотные испарения лишают этих людей воли, — сказал Радо Тальен, королевский рыцарь, покачав головой. — А хинеты всегда были суеверны.

— Они и своих баек с Ока Гор привезли, — согласился Мэлвир.

— Местные байки ложатся на их собственные как масло на хлеб.

Мэлвир вырос в Катандеране, среди ясной, точной стройности столичного фахверка, и не мог понять, как можно страшиться леса. Болотных огней. Тумана.

Немыслимо.

— Ты не перегнул палку, а?

Лорд Радель стоял за его спиной, скрестив руки на груди.

— Нет.

— Видишь ли… — Радель погладил волнистую бородку, словно подбирая слова подоходчивее. — Мы с Марком пытались тебе объяснить…

— Да, я понял, — Мэлвир решил сохранять спокойствие во чтобы то ни стало. — По владениям Кавена скачет демон на белой кобыле и наводит на людей мор, чуму, холеру и недержание. Я только не могу понять, как именно это соотносится с дисциплиной. Нашли часовых?

Радель вздохнул.

— Нашли. Собаки нашли. Идем, Соледаго.

— Всех четверых?

Герт дернул ртом.

— Двоих. И не целиком.

Тела погибших отыскали урсино. Они были спрятаны под кустами ольхи, в самой трясине, шагах в пятидесяти от дороги. Страшную находку с трудом выволокли из липкой жижи и уложили около лекарской палатки, за которой еще сохранилось чуток деревьев. Двое марковых людей сгинули бесследно.

Невысокая лекарка на пару с монахом-вильдонитом в некрашеной холщовой рясе, осматривали тела. Рядом толклись пара мрачных, как полночь, солдат и проводник — усталые и грязные.

— Вот, изволь взглянуть, — бросил Герт. — А потом, может, что-нибудь добавишь к приказу о повешеньи за распространение слухов. Подправишь, так сказать.

— Пусть меня лучше сейчас повесят, — буркнул один из солдат, смерив обоих рыцарей не слишком почтительным взглядом. — Лучше в петле болтаться, чем так вот сгинуть без покаяния.

Мэлвир кивнул лекарке, та отвернула промокшее грязными пятнами полотно, которым были прикрыты головы мертвецов.

— Вот… благородный сэн, — голос ее отчего-то звучал виновато. — Это сделали не рыбы и не ящерицы.

Мэлвир подавил подступивший к горлу ком. Лица погибших изувечены, страшно и жестоко. Запах тины и застывшей крови вызывал тошноту.

— Силен, — заметил Герт. — Лично я блеванул, когда увидел.

Лекарка смотрела на них прозрачными глазами, ждала, когда позволят прикрыть покойников. Вильдонит шептал молитву, время от времени прикасаясь к кожаному монашескому ошейнику, захлестывающему тощее горло.

— Какова причина смерти? — спросил Мэлвир, когда желудок перестал бунтовать. На Герта он старался не смотреть.

И какого черта ты спрашиваешь, Соледаго, подумал он. Что, не видно? Причина смерти в том, что кто-то изгрыз этим двоим лица. И руки. В том, что у них больше нет губ и части щек, а на месте глаз — залепленные тиной ямы. Спроси еще что-нибудь, столь же умное.