Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

— Ничего, кроме того, что ни первое, ни второе невозможно.

Десире сунула ладошки в снятые белые туфельки и задумчиво переступала ими по Ньетовым ребрам. На босой ступне белел пластырь — натерла ногу на репетиции.

Он осторожно накрыл ее руки своими и замер.

— Тощая макрелина. Плохо тебя хозяин кормит, гоняет, наверное, и в хвост и в гриву. Или что там у тебя… В хвост и в плавники.

— На себя посмотри.

Белые, как одуванчиковый пух, прядки падали ему на лицо и щекотали нос. Ньет подумал и чихнул. Светлые луны радужек плыли совсем близко, только руку протяни.

— Того нельзя, этого неможно, — капризно сказала девушка. — Не должно быть препятствий! Нет их, люди просто выдумывают, а потом всю жизнь бьются в четырех стенах.

— Разве вам плохо живется? В четырех стенах.

— А разве хорошо? Мать вон жрица искусства, известный режиссер, фу ты ну ты, а когда господин Илен изволили дать ей понять, что бракосочетаться не желают, и бежали в белый свет, она к альханской гадалке таскалась, чтобы та его обратно приворожила. Кольцо бабкино отнесла, и еще бусы.

— Господина Илена, мне кажется, надо бульдозером привораживать, — честно сказал Ньет, — и то, скорее всего, не получится. Он только свои картинки любит.

— Ага, а мать по ночам в подушку плачет. Ты видел когда-нибудь, чтобы фоларицы ваши плакали?

Ньет вспомнил фоларийских дев — злых, зубастых и с такими страшными шипами вместо спинных плавников, что приблизиться к ним должным образом можно было, только отрастив изрядную броню на груди и животе.

— В воде сложно плакать, — дипломатично заметил он. — Плохо заметно слезы.

— Не хочу, не хочу жить, как люди — это как колесо крутится, поколение за поколением, одно и то же, бесконечно одно и то же…

— Могло бы быть хуже. Сейчас ты можешь сравнивать. А представь себе мир, в котором нет ни альфаров, ни фолари, ни полуночных. Только вы, люди — и ничего волшебного.

Десире помолчала.

— Да ну, ты какой-то бред несешь, — сказала она уверенно. — Так не бывает. Так и жить-то нельзя.

— Может, и можно; чего не бывает.

— Лучше сразу умереть.

— Успеешь еще. Вы, люди, никогда по-настоящему не станете свободны, у вас мозги не так устроены. Это альфары вас научили давным-давно, что разум надо ограждать стеной, иначе потеряешь его.

— А вы?

— А мы неразумные, — ухмыльнулся Ньет. — Просто я стараюсь поддерживать приятный облик, чтобы тебе понравиться. Вот, например, один альфар считает меня противной жабой — и в чем-то он прав. Я могу быть жабой. А могу не быть. Мне все равно. Я выгляжу как человек, только потому, что живу у человека, хотя он до сих пор не всегда помнит, как меня зовут.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Десире убрала ладошки с его груди и села, обхватив колени. Причудливый ее наряд трепало теплым ветром, чаячьим крылом вспыхнули волосы.

— Чтобы ты не переживала, что человечка. Вы, может, не такие свободные; зато знаешь, что бывает с фолари, который слишком часто меняет обличья и отплывает далеко от берега и людей?

— Нет.

— Он становится морской водой. Просто запутывается и не может превратиться обратно. Надо, чтобы рядом был кто-то. Уже долгое время мы существуем только в ваших глазах, Десире.

Он рывком сел и с беспокойством заглянул в светлые луны, густо обведенные черным.

Десире улыбалась.

— Как хорошо, — сказала она. — Значит, ты будешь таким, каким я захочу.

8

Рамиро посмотрел на собравшихся за столом.

Женщины безмятежно улыбались, хозяин дома сдвинул брови, молодой Макабрин кинул быстрый взгляд в окно, словно думая увидеть там машину с гербами корпорации «Плазма-Вран». Сэн Вильфрем задумчиво крутил в пальцах карандаш.

Юный Стрев вцепился в скатерть так, что костяшки пальцев побелели и лицо сделалось совсем уж восковым. Похоже, парень всерьез испуган — так выглядят дети, зная, что сейчас войдет бука.

Рамиро ощутил беспокойство.

Шестое чувство, которое в свое время так хорошо помогало на передовой, безмолвно вопияло.

— Я прошу прощения, — сказал Агилар и поднялся. — Покину вас на несколько минут, выясню, что случилось.

Повернулся к двери, намереваясь выйти. Не успел.

Дролери — четверо, в темных комбинезонах — появились без разрешения, неслышно, как тени.

— Приветствуем, — отрывисто произнес один из них, светловолосый, с алой нашивкой на плече, неуловимо напоминающий Дня. Только волосы у него не лились по плечам ясным золотом, а сияли холодной платиной и были собраны в хвост. — Я — Сель.

— Сель, что за вторжение? — недоуменно спросил Ротгер. — Объяснитесь.

Он еще не понял.

Рамиро сжал в пальцах бесполезную вилку.

Дролери при исполнении называет свое имя. Плохо.

— Мой господин настоятельно приглашает вашего сына для дознания, — сообщил Сель. Руки его были пусты. — Просим содействовать.

Очень плохо.

На лице юного Агилара отразился не страх, что там, — панический ужас. Надменное и недовольное лицо его исказилось и стало совсем обычным лицом нашкодившего подростка.

— Папа…

— Господа, вы обезумели? — рявкнул Агилар-старший. Звякнул хрусталь. Ахнула Игерна, прижав ладони к щекам. — Немедленно вон из моего дома!

Краем глаза Рамиро заметил, что Макабрин и Агилар обменялись быстрыми взглядами. Вот оно что, Ротгер уже принял решение и просто тянет время.

Пропасть как неудачно…

— Извольте предоставить королевский указ. Вы нарушили неприкосновенность жилища высокого лорда! — чеканил Агилар. — Я не вашему господину присягал.

Рука его медленно-медленно тянулась к ремню с кобурой.

Рамиро сжал зубы. Он не понимал, что происходит, но знал, как опасны бывают дролери. Сель представился — значит, он считает, что будут основания для мести.

Лара ошеломленно крутила головой, не зная, что делать, Рамиро нацелился уронить ее на пол, если она начнет паниковать и попытается выбежать.

Какого черта… Что это — чудовищная ошибка, провокация? Или…

Или дролери больше не лояльны к королю Герейну.

— Стрев Агилар, следуйте за нами, — кошачьи глаза дролери не выражали ничего, кроме безграничного спокойствия. Со двора доносилось звяканье колокольчика и детские голоса.

Двое его подчиненных, словно происходящее их никак не касалось, встали по обеим сторонам двери, как герольды или стража.

Стрев уставился в тарелку.

— Нет.

— Мы не хотим жертв, — быстро сказал Сель.

— Проваливайте.

Тени. Четыре прекрасные, стройные, как ясени, тени у выхода из столовой гостеприимного дома. Союзники.

Они сорвались с места без предупреждения.

Сель неуловимым движением переместился к столу. Секунда — и он уже вздернул мальчишку на ноги, выворачивая руку. Вильфрем, не тратя времени на то, чтобы добраться до оружия, швырнул Селю в голову бутылку. Удар был сильным и точным, но тот уклонился еле заметным движением и отступил назад, прижав мальчишку к себе. Бутылка пролетела мимо, ударилась о стену и взорвалась, осыпав гостей алыми брызгами и мелким стеклом.