Мария Гуцол - Три вороньих королевы [СИ]

Когда он проснулся, ее уже не было. Что-то твердое упиралось ему в бедро, болела после каменного пола спина. Без футболки и рубашки было ужасно холодно, и Хастингс порадовался, что хотя бы штаны удосужился натянуть.

Вначале Бен не понял, что именно его разбудило. Потом до него долетели тихие близкие голоса. Охотник на фей замер, так и не добравшись до одежды.

— Я скучаю по тебе, — говорил Король-Ворон. — По вам всем.

— Я тоже. Я тоже, о любовь моя.

Женский голос показался Хастингсу смутно знакомым, но узнал его хозяйку он только когда она заговорила снова:

— Это все так неправильно. Совсем неправильно.

Эти старческие, дребезжащие нотки могли принадлежать только одному живому существу в Вороньей башне. Махра, старшая сестра. Воронья старуха.

— Я бы принесла тебе воды, но дала слово сестрам, что не сделаю этого. У нас ведь ничего не осталось, кроме нас троих.

— Это не важно. Ты пришла. Я так боялся, что ты не придешь. Что никто не придет.

— А помнишь, как было раньше? Когда даже башен еще не было? Мы жгли такие костры на этой скале.

— И катилось вниз по склону горящее колесо. И ты обещала мне свою любовь, окруженная огненными брызгами.

— Я помню все свои обещания, — тяжело проронила Марха.

— Дай мне руку, — сказал ей Король-Ворон. — Не бойся. Я не обману тебя.

— У меня теперь совсем не те руки.

— Это не имеет значения. Здесь и сейчас не имеет.

Стараясь двигаться как можо тише Хастингс нащупал твердый предмет, упирающийся ему в ногу. И с трудом удержался от возгласа удивления и радости, когда пальцы его сомкнулись вокруг знакомой револьверной рукояти. Она так легко легла в руку, словно это было на нее самое подходящее место.

Прощальный подарок Кианехт. Хастингс грустно улыбнулся.

— Скоро рассвет, — сказал Марха.

Револьвер в руке Бена налился неожиданной тяжестью. Уильям Керринджер учил его стрелять на звук. Воронья ведьма была близко, очень близко. Промазать будет очень сложно. И кажется, она так и не поняла, что второй узник проснулся. И ведьм из трех станет двое.

Хастингс стиснул зубы. Потом медленно разжал пальцы. Глухо стукнул металл о камень. Стрелять сейчас ему показалось какой-то ужасной подлостью.

— Мне нужно уходить, — торопливо сказала старуха. — Сестры хватятся.

— Спасибо тебе, что не оставила меня коротать эту ночь в одиночестве, — проговорил сид.

Вспыхнуло и начало медленно разгораться тусклое оранжевое зарево. Воронья ведьма зажгла свечу. Охотник на фей поспешно передвинулся, загораживая от нее револьвер, но Марха даже не глянула в его сторону. Что-то выпало из складок ее одежды и покатилось по полу. Плечи вороньей королевы вздрогнули, но оборачиваться она не стала. А Бен с удивлением разглядел в свете удаляющейся свечи маленькую деревянную чашу, подкатившуюся к решетке и его правому ботинку.

Что может быть проще — подобрать с пола чашку, наполнить ее водой, передать через коридор. Но оказалось, что коридор слишком широк, а цепи слишком коротки, чтобы Король-Ворон мог взять чашку у Бена. Он дотягивался до нее — но самыми кончиками пальцев, никак не перехватить.

Первую чашку они попросту расплескали. Для второй попытки Бен поменял руку и высунулся по самое плечо. Дальше не позволяла ширина зазора между прутьями. И все равно у них не вышло. Пришлось наполнять ее снова. От ледяной воды у Хастингса немели пальцы. Мешала цепь. Камера Короля-Ворона была чуть дальше по коридору, и длины цепи попросту не хватало, чтобы оказаться напротив.

Бен выругался и чуть не выронил чашку. Круглая, деревянная, без ручки, она прямо норовила выскользнуть из пальцев. Хастингс представил себе, как она падает и катится куда-то в темноту, и передернул плечами.

— Погоди, — сказал он. — Пальцы сводит.

— Не урони только, — со вздохом отозвался сид.

— Пытаюсь. Нет, это издевательство какое-то с такой чашкой!

— Едва ли. Издевательством было изо дня в день слышать, как журчит вода в темноте.

Бен растер руки в попытке отогреть их. От внезапно навалившейся слабости у него закружилась голова. В животе одновременно тянуло от голода и чувствовалась неприятная тяжесть. Еще из носа потекло. Хорош герой.

Утерся он рукавом и снова потащился к родничку.

— Она не могла принести мне воды, потому что нарушать свое слово опасно. Особенно в ночи вроде этой. — сказал ему в спину Король-Ворон.

— А это считается? Ну, для тебя.

— Да, пожалуй, — задумчиво протянул сид. — Питье из рук моей королевы вернуло бы мне больше, но так тоже подходит. Это ответ, который я искал. Постарайся не уронить чашкуэ

— Стараюсь, — проворчал Хастингс. — Да тут эта цепь проклятая.

Холодная, тяжелая, ужасно мешающая, особенно — несколькими часами раньше. Без нее определенно было бы гораздо лучше. Бен зло дернул закованной рукой. И едва не потерял равновесие, не встретив привычного сопротивления. Только что-то с грохотом упало на пол.

— Кажется, — оторопело сказал он, — я выдернул из стены штырь.

Меньше всего он ожидал услышать в ответ смех. Но Король-Ворон рассмеялся и смеялся до тех пор, пока не начал захлебываться кашлем.

— Человеческое упрямство, — откашлявшись, хрипло пробормотал он. — Я и забыл, какое оно.

Да ну тебя, — осторожно придерживая полную до краев чашу, Хастингс снова просунул руки через решетку. Цепь тянулась за ним, как дохлая змея. Тяжеленная дохлая змея. — Бери воду.

этот раз длинные когтистые пальцы смогли подхватить чашку. Едва-едва, чуть не уронив, но смогли. Посудина исчезла в темноте, потом бледная рука сида снова проскользнула между прутьями.

— Мне бы еще, — охотнику показалось, что голос Короля-Колдуна звучит не слишком уверенно. Ему самому этой чашки точно бы не хватило, чтобы напиться.

Бен наполнил ее снова, и снова протянул через темноту коридора. А потом еще раз.

— И что теперь? — спросил он, когда чашка так и осталась на той стороне.

— Ждать, — отозвался сид. — Я не волшебный кувшин, чтобы наполняться силой, едва в него нальют воду.

Хастингс вздохнул. Потер впалый живот, вспомнил, что каменная княжна принесла ему не только хлеб, и долго искал откатившуюся аж в другой угол камеры шоколадку. От тусклого предутреннего света болели глаза. Самая короткая ночь заканчивалась хмурой, серой зарей.

Бен прижал к груди помятый шоколадный батончик, как самое большое сокровище, подтянул к подбородку колени и попытался если не заснуть, то хотя бы согреться. Подземная сырость вгрызалась в кости, деваться от нее было некуда, но Хастингс пытался хоть как-то облегчить свое существование.

— Вернусь домой, рвану на побережье. И буду целыми днями валяться на солнце. Есть креветок и пить коктейли. Отвратительно-приторные коктейли с дурацкими зонтиками, — мечтательно пробормотал он.