Валентин Юрьев - Новые территории [СИ]

— Написать, казяина… Обязательно написать!.. Что хочешь делать Гурам, он твоя раб…

— Ты же не хотел сюда ходить!.. И ругался недавно… «Мой город… Мой море… Оставаться надо!» Забыл?

— Моя всегда ругайся, казяин, карактер такой…

— Ну и как дела, Гурам?

— Дела всякий есть. Есть карошо, есть плоко немного, всякий… Стёкла твой делали, будешь смотреть, казяин?

— Что ты заладил? Какой я тебе хозяин? Ты свободный хассан. Показывай… Хотя, нет, темно уже, покажи одно, большое…

— Ты, казяин, какой кочешь говори, а всё равно казяин…

— Всё, всё, ладно… А почему здесь темно так? Работы нет?

— Работа есть, вон там крутится, только новый стекло нет пока, это раньше делали, теперь шлифуем, а новый топливо нет, все ходить вниз, ручей, топливо жечь…

— Молодцы, хорошо получилось, посмотри, Ларчан… А зачем топливо жечь?

— Твой забыть, наверно, для сильный огонь надо топливо медленно жечь в каменный печка, тогда вот такой кусок остаётся маленький, но от него огонь будет сильный…

— А чёрный камень есть у вас?

— Чито ты, казяин? Чёрный камень надо ходить за пустыня. Очень далеко, там злой народ жить, надо брать воин, платить монет, потом идти болото, очень большой, можно сильно болеть, плохой место, там копать, где растёт белый цветок, тогда можно найти чёрный камень, а как его носи, когда у кассан один спина?

— Ты ходил, Гурам?

— Нет, казяин… Отец не взял один раз и не вернулся… Баба' говорить проклятье, никому не кодить из наш род, а делать стекло и всё.

Что, Фанур один пошёл за топливом?

— Зачем один? Все кодить, я один только шлифовать… И дети взял, чтобы работал, и моя жена взял, и дети все там…

— А где это? На ручье?

— Да, около дорога, один метка вниз кодить, далеко зачем? Где есть ветки, там живут, рыба ловить… лепёшка жарить, суслик ещё… Что такой? Что случится?…

— Значит, ты не знаешь, Гурам… Там воины идут… Ваши… Много… Тысяча… Тихо, тихо… куда ты побежал? Воды попей, успокойся… им ещё три дня идти… Ну, успокойся… Хорошо, что рассказал, мы заберём их, там уже наши пошли, я им передам…

— Казяин! Мой будет молись Единому твоя здоров всегда, и жена твоя и сын твой, только приводить моих…

— Успокойся, Гурам, только я прошу, сам не ходи, даже не думай, кордон закрыт пока, работай, всё будет хорошо… И молись Единому…

Пойдём, Ларчан… Гурам, никуда не уходи, обещаешь?

— Клянусь, казяин, только спать не смогу… Буду молиться…

Какое-то время мы шли молча, но Ларчана всё-таки прорвало:

— Вы, кларон, собираетесь спасать хассана от хассанов? Врага от врагов?

— Этот не враг… Он здесь живёт, притащил семью, голый, нищий, а порошки и чашечки для стекла притащил… Какой же он враг?… Вон, уже ночь, а он там. Следит, чтобы мне были стёкла, моему клану, моему городу… Его сын, может быть здесь невесту найдёт?… А разве ваш Калигон — чистый ирит? А уж сынок и подавно…

— Мне это, слыш-ка, всё равно трудно понять… Ну, был бы раб, пленный, а Вы с ним, как со своими друзьями разговариваете…

— Вы ещё много не понимаете, Ларчан… Хотя прямо на Ваших глазах ирит является предателем, и это хуже врага, а хассан-торговец первым сообщил о войске, товар бросил, ночь и день бежал, как мог, чтобы спасти город…

— Какой город, кларон?! Он, слыш-ка, за свою шкуру испугался!..

— Но побежал-то сюда, а не домой! Значит верит нам, а ведь могли бы запросто башку отчикать… Все мы чего-то боимся, чего-то желаем, а главное — какими становятся поступки!.. Пришли… Всё на сегодня, осматривайтесь, думайте, Ларчан а дня через три скажете, что решите, да?… Ну, как, Мастер, надели?

— Да, вроде налезло, тяни его… Почему так?

— Вон, Ларчан тебе объяснит… Пошли, отец, устал я что-то…

Так хотелось воспользоваться Дверью, чтобы сразу попасть к дому, но пришлось ещё зайти в штаб, выслушать доклад, что первый пост связистов на месте, Кайтар прошел дальше, что звук по связи очень слабый, что родные убитой девушки пытались устроить выпивку, но были остановлены и сильно ругались на наши порядки, а потом смирно стояли в Храме.

Пятерым бывшим пленницам подготовили документы о том, что они свободные жительницы Сарпании и направляются на свою родину для посещения родных. На ночь пристроили их плакать в женскую казарму, где нашлись свободные места.

Дал команду выпустить пять групп разведки. В контакт с противником не вступать, в случае обнаружения скрытно вернуться в город, не демаскируясь. Одной из групп забрать семью стекольщиков и срочно вернуть домой, помочь перетащить топливо и барахло.

Заснул я за ужином, но узнал об этом только рано утром, когда сын, шустро пихаясь, начал кататься между мной и мамой, и долго не мог сообразить, как попал сюда, но увидев одежду, сложенную слишком аккуратно для моего характера, догадался, не знал только, кто же донёс меня в постель, неужели служанки?

Когда шалун начал-таки падать с кровати, я поленился дёргаться и перенёс его к себе движением пальцев, но малышу это так понравилось, что он пополз падать снова и так летал несколько раз, пока вдруг не притих около меня, а я как неопытный отец счёл это признаком нежности и получил на себя полный заряд той самой неожиданности, которая так свойственна детям всех животных видов… Пришлось вставать и вдвоём идти подмываться…

Однако, так весело начавшийся день продолжили похороны девушки на дальнем пустыре и эта церемония внесла в души всех жителей унылость, несмотря на то, что ребята видели уже сотни смертей, многие сами швыряли камни и стрелы во врага. Вид худенького закоченелого тела, зашитого в кожаный мешок, выбитая ломиками и руками яма никому не улучшила настроения, несмотря на воинственные речи и патриотические лозунги…

По-видимому, все мы были ещё слишком молоды, чтобы всерьёз осознать простую и сурово необратимую власть судьбы над жизнью, только взрослые плакали всерьёз, разговаривая о своём и раздавая лепёшки и сладости, возвращавшие многих из нас в детство, в котором, конечно же были похороны, но все они для детей выглядели как раздача вкусной еды вокруг таинственной тишины могилы.

Нелепая гипсовая фигура, только ростом и худобой напоминавшая убитую, по просьбе родных была закреплена камнями, из которых сначала быстро выложили невысокий бугорок. Стихийный сбор камней перешел в кампанию по очистке территории, это было и веселее и понятней, чем молчание, и пока служитель Храма бормотал какие-то молитвы, удалось сложить небольшую стену, точнее кусок стены, которой не стали придавать прямолинейную форму, а просто ограничили часть скорбной территории, чтобы могила не выглядела одиноким холмиком в пустыне.

Назад мы шли по дороге, которую колотили мужики из Велиры. Отец давно уже тихо удалился с церемонии выпускать группы в разведку, по моему же вчерашнему приказу. Мысль об этом кольнула несуразностью, но я не успел надолго задуматься о проблемах отцов и детей, врасплох застигнутый вопросом своей милой. Рядом шла мама и учительница, которые сразу насторожились и прижались почти вплотную, видимо, в своём кругу они что-то обсуждали и горели желанием внести ясность…