Алина Углицкая - Невеста эльфийских кровей

Разбудив девушку, Брент протянул ей деревянную пиалу и ложку.

– Ешь.

Ринка втянула носом ароматный дымок, пахнущий мясом и травами.

– Спасибо…

Все еще сонная и вялая, она машинально ела, почти не замечая вкуса еды. И чувствовала себя неловко. Это же она женщина, она должна была приготовить еду, накормить супруга, поухаживать за ним. А она даже не смогла воды принести! Как-то все неправильно у них происходит.

Между тем, Брент начал седлать лошадей.

Несколько минут девушка наблюдала за ним. А потом спохватилась:

– Что со мной случилось в лесу?

– Ты доела?

Эти вопросы прозвучали одновременно. И, судя по хмурому лицу мужчины, он не собирался отвечать первым.

– Да, – Ринка заглянула в пустую тарелку. – Но…

– Хорошо. Поднимайся. Мы и так потратили больше времени, чем я запланировал. Теперь придется поторопиться.

Не давая девушке вставить ни слова, он ловко собрал всю посуду, уложил в походный мешок и перекинул через круп коня. Потом подошел к Ринке, все еще сидящей у потухшего костра, и протянул руку.

– Вставай.

Она глянула на него снизу вверх.

– Мы можем поговорить? Я хочу знать, что со мной было.

– Это была магия. Поднимайся.

– Магия? – в глазах девушки блеснула смесь страха и любопытства. – Эльфийская?

– Да, – он поморщился.

– Ого… – Ринка уставилась на свои ладони. – А это опасно?

– Не больше, чем меч в руках ребенка. Вставай.

Вопреки его ожиданиям, девушка покачала головой:

– Я не ребенок. Почему магия пробудилась именно сейчас? Пока я жила в монастыре, ничего подобного не было.

– И сейчас не должно быть.

– Почему?

Почему она такая болтливая?

Вслух Брент сказал другое, стараясь сохранять спокойствие, хотя было непросто:

– Это долгий разговор. А я хочу убраться отсюда в ближайшие пять минут.

– Почему? Нам что-то угрожает? За нами гонятся?

Он скрипнул зубами.

– Нет.

– Тогда я не двинусь с места, пока не узнаю, что происходит, – она вскинула подбородок, всем видом показывая, что собирается исполнить угрозу. – Мне надоело играть в молчанку. Ты везешь меня неизвестно куда, ничего мне не говоришь… Я хочу знать, что меня ждет.

– Ты ведешь себя как ребенок.

– Нет, это ты считаешь меня ребенком. Мне надоело. Можешь меня побить, – буркнула, незаметно складывая пальцы в отводящий жест, – мне все равно.

Из горла мужчины послышалось глухое рычание. Но Ринка только сощурилась. Она надеялась, что он не услышал, как дрогнул ее голос. Все-таки она была не настолько храброй, как пыталась сейчас показать.

Несколько секунд Брент просто смотрел на нее, тщетно подбирая слова.

Но что он мог ей сказать? Что в ней до срока пробудилась магия Джиттинат? И что он сам не знает, что теперь делать? Тогда девчонка обязательно захочет узнать все остальное. А он не имеет права…

Ситуация грозила выйти из-под контроля. Брент не умел лгать и лукавить, а клятва, данная аэру, загнала его в глухой угол. И сейчас, когда голубые глаза эндиль смотрели ему в самую душу, он не придумал ничего лучше, как только грубо ее перебить:

– Хватит капризничать! Поднимайся или я сам тебя подниму.

Подкрепляя угрозу действием, он нагнулся и схватил ее за плечо.

Ринка отшатнулась. Резкая перемена в Бренте заставила ее вздрогнуть и побледнеть. На долю секунды она увидела перед собой маску чудовища. Грубые, словно вытесанные из гранита, искаженные яростью черты, глубоко посаженные глаза, в которых горит угроза, клыки, торчащие между искривленных губ…

Видение промелькнуло, оставив мутный осадок где-то в глубине подсознания. Перед ней снова был Брент. Знакомый и в то же время совершенно чужой.

От этой мысли стало больно в груди. Так больно, что горло перехватило.

Игнорируя протянутую ладонь, Ринка поднялась. Молча подошла к лошади. Поставила ногу в стремя.

Брент наблюдал, не спеша предлагать ей помощь. И это задело ее еще больше.

Значит, он считает ее капризной? Считает ее помехой?

Рывком она попыталась забросить тело в седло. Но было бы глупо предполагать, что фокус удастся. Все, что Ринка смогла, это упасть животом поперек лошадиного крупа.

Ромашка преступила с ноги на ногу и отчетливо фыркнула.

Закусив до крови губу, Ринка повторила попытку.

На этот раз Брент решил поучаствовать. Подойдя, обхватил ручищами талию девушки.

– Пусти! – зашипела она рассерженной кошкой. – Я сама!

– Я помогу.

– Не нужно мне помогать! – оттолкнула его. – Не нужно со мной возиться!

Мужчина даже не заметил ее толчка. Приподнял и усадил в седло, словно куклу. А потом спокойно направился к Энхеллю.

Неужели он и в самом деле считает ее никчемной помехой? Зачем же тогда спасал? Лучше бы бросил гнить в той тюрьме. Было бы не так больно…

На глаза навернулись слезы. Ринка стиснула зубы, не желая, чтобы Брент видел это проявление слабости.

Она докажет ему, что уже не дитя! Еще не придумала как, но докажет!

Слегка пришпорив Ромашку, она послала ее вперед. Но Брент успел нагнуться и схватить лошадь под уздцы.

– Осторожно, – предупредил он таким тоном, будто ничего не произошло, – я не хочу, чтобы ты свалилась с лошади.

Она не ответила, боясь, что если заговорит, то расплачется. И молчала до самого вечера.

Брент тоже не лез с разговорами, делая вид, что его устраивает этот демонстративный бойкот. Но на самом деле время от времени бросал на девушку пытливые взгляды. Слишком уж непривычной казалась ему тишина без ее звонкого голоса, слишком сосредоточенным – ее лицо.

Он подозревал, что девчонка недаром играет в молчанку. Явно что-то задумала. И это затишье перед бурей его настораживало.

Не выдержав, Брент заговорил первым:

– Устала?

Ринка бросила на него равнодушный взгляд и отвернулась. Отвечать на вопрос она вовсе не собиралась.

– Ладно, – мужчина покладисто хмыкнул, – скажешь, если не сможешь держаться в седле.

На этот раз ее глаза сердито сверкнули, но она по-прежнему не издала ни звука.

Упрямая. Настоящая Джиттинат.

Брент спрятал усмешку.

К вечеру похолодало. Поднялся ветер, начал швырять в лицо путникам пригоршни сухого песка. Ринка спрятала нос в воротник, натянула косынку на глаза так, чтобы защитить их от пыли и ветра. Ее тело онемело от усталости, ныли все мышцы, особенно те, о которых она прежде и не подозревала. Но девушка готова была молча терпеть эту пытку, лишь бы не признаваться в собственной слабости. Она поклялась себе, что не скажет Бренту больше ни слова. Зачем навязываться тому, кому ты не нужна? Зачем унижаться?

Молчание душило. Ей хотелось крикнуть ему:

«Зачем я тебе? Куда ты меня везешь? Что ты задумал?!»

Но она отчаянно кусала губы, не давая этому крику оформиться в звуки.