Стивен Лохед - Мерлин

Такая сила была заключена в этой женщине, что я поверил ей, хотя слово «дружба» очень мало подходило к ее устам. Она могла очаровать и обвести вокруг пальца кого угодно, представить любую гнусную нелепость разумной и привлекательной.

Я промолчал, и она продолжила:

— Впрочем, ты ведь скоро уезжаешь, да? Ладно, в другой раз. Да, мы еще встретимся, Мерлин. Не сомневайся.

При этих словах мороз пробрал меня до мозга костей. Великий Свет, укрой меня под кровом твоих крыл!

Она вновь опустила покрывало и отступила на шаг.

— Не буду тебя задерживать, — и, повернувшись, слегка взмахнула руками.

Я вновь обрел способность двигаться и, не мешкая, поспешил на улицу, торопясь оказаться как можно дальше от Морганы. Кони уже были оседланы, и я, не оглядываясь, запрыгнул на своего.

Гвендолау ждал вместе с остальными. Он внимательно поглядел на меня, видимо, почувствовал мое замешательство.

— Придется еще подождать, — сказал я. — С нами поедет Пеллеас.

— Ты здоров? — спросил он. — У тебя такое лицо… краше в гроб кладут.

Я натужно рассмеялся.

— Ничего, немного проеду, все выветрится.

Он тоже залез в седло.

— Точно?

— Да, брат. — Я сжал его крепкую руку, и на душе сразу полегчало. — Все равно спасибо за заботу.

Великан дружелюбно пожал плечами.

— О себе забочусь. Сестрица с меня шкуру сдерет, если с ее муженьком что-то случится.

— Ради твоей непомерной шкурищи постараюсь, чтобы этого не произошло, — со смехом отвечал я и почувствовал, как рассеиваются чары Морганы.

В следующую минуту подъехал Пеллеас. В руке у него была небольшая чересседельная сумка, лицо сияло улыбкой.

— Я готов! — радостно объявил он.

— Тогда в путь, — крикнул Гвендолау. — Время не ждет!

Мы проехали через двор и дальше в ворота. Никто не провожал нас.

Говорят, будто Мерлин сразил тысячи тысяч, земля обагрилась кровью, трупы заполнили реки, смрад стоял от Ардеридда до Каерлигвалида, стаи ворон закрывали солнце, а дым погребальных костров достиг небесного свода…

Говорят, будто Мерлин обернулся кречетом-мстителем, взвился в небеса и улетел в горы…

Да, голоса высланных на поиски звенят по всему лесу, но где Мерлин укрылся? В какую яму залез и сидит, пока его кличут?

Мудрая волчица, ответь, зачем я лишился дневного света? Зачем у меня вырвали из груди живое кровоточащее сердце? Зачем я брожу в пустынной чащобе, слыша лишь собственный голос да горькие жалобы ветра в голых камнях?

Скажи, красавица-сестрица, как долго я здесь? Сколько лет провел я в недрах Калиддонского леса?

О чем ты? А, Моргана…

Я и сам частенько гадаю, что такое Моргана.

Разумеется, та первая встреча была пробой сил перед боем. Она хотела знать, кого убивает. Насладиться предвкушением, прежде чем уничтожить. Так кошка играет с мышью, пробуя острые коготки.

Не думаю, впрочем, что я был вполне ясен ей. Она хотела меня увидеть, потому что умна и не станет кидаться в бой, не оценив противника.

Может быть, покажется странным, но я верю, что дружбу свою она предложила искренне — насколько она вообще способна на искренность. Она говорила от сердца, впрочем, совершенно не представляя себе, что такое дружба; это понятие для нее абсолютно чуждое. Она настолько пуста, настолько лишена естественных проявлений, что может вызвать в себе любое состояние духа. Чувства для нее — накидки, которые она меняет по мере надобности. Однако она верит в то, что испытывает, будь то расположение, искренность или некая извращенная любовь, покуда не приходит время отбросить их ради другого, более действенного оружия.

И все же в устах Морганы даже такое несуразное предложение звучало искренне, поскольку она сама верила своим словам, по крайней мере, пока их произносила. В этом смысле она не расставляла западню. Она и впрямь вообразила, что со мной лучше договориться, и потому не кривила душой. В этом отчасти и состоит ее коварство: переменчивая, как ветер, она в сиюминутное намерение вкладывает себя всю.

Ибо для Морганы есть единственный идеал, единственная побудительная сила — ее собственное всепоглощающее желание. В ней не сохранилось ни капли человеческого сострадания, ни крупицы жалости, к которой можно воззвать.

Только Моргана, редкая красавица, губительная и холодная, как лед, источающая сладкий яд, теплый поцелуй смерти.

О, я не обманываюсь: она безусловно желала мне зла. Но в тот день Моргана не собиралась скрестить со мной меч, она хотела только испытать свое оружие и посмотреть мое. Не знаю, что она про меня выяснила, но я про нее понял довольно много.

Она была необыкновенно тщеславна! Подобное тщеславие редко для человеческих душ. Впрочем, Моргана — не обыкновенное человеческое существо, и душа у нее тоже не из обычных.

Ганиеда! Где ты, душа моя?

О-о-о, как бело твое тело…

Вернись, вернись, я не вынесу… Вернись, пожалуйста.

Выпей воды, Сокол. Ты хочешь пить, ты буйствуешь. Ржавая водица из родника поможет тебе прийти в чувство.

Боги ручья и воздуха, холмов и высот, родников и ключей, перекрестков, кузницы, домашнего очага… Призываю вас всех в свидетели! Посмотрите на этого смертного. В чем он провинился, за что так страдает? За какие грехи ему эта нескончаемая кара?

За то, что слишком многого хотел, слишком высоко замахнулся? Отвечайте, заклинаю вас!

Боги молчат. Идолы с немыми каменными устами. Они не ответят. Взгляни на Оленью поляну… День сейчас или ночь? Солнце и звезды разом… Светло-то как!

Что это значит, волчица? Смотри и отвечай напрямик. Отвечай, что ты там видишь?

Да, алый Марс встает в угольно-черном небе. Что означает его ярко-рубиновый цвет? Смерть одного царя и восстание другого? Разумеется, но царей на земле не счесть. Что их закат и восход для небесных сфер? Великих царей, говоришь? Да, величайших!

А ты, прекрасная Венера, следующая за Солнцем, что означает твой двойной луч, расколовший небеса пополам? Не иначе как разделение. Королевство разрублено, словно саксонским мечом.

Смерть короля, воцарение нового короля, разделение. Дальше, надо думать, разброд и смута. Кто среди нас настолько могуч, чтобы противостать им? Кто настолько мудр, чтобы дать нам совет?

О, Талиесин, поговори со своим сыном. Отец, как бы я хотел услышать твой голос!

Что это? Арфа? Но я не вижу арфиста, здесь нет поблизости барда. И все же я слышу ее — дивную музыку арфы.

Вот он, волчица! Талиесин!

Видишь, он взбирается по горной дороге, синий плащ ниспадает с его плеч, его жезл — из прочной рябины, рубаха атласная, белая, штаны из крашеной кожи. Он сияет! Я не в силах воззреть на его чело. Он лучится светом Иного Мира. Его лик затмевает небесный свет.