Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Ритм барабанного боя ускорился. Люди за спинами жрецов схватили друг друга за локти и побежали. Кольца из темнокожих человеческих тел двигались в противоположных направлениях. Глянув на них, Малика покачнулась. Пальцы соседа вонзились ей в плечо и не позволили потерять равновесие.

Хёск выкрикивал заклинания и сыпал на угли порошок. Из чаши вылетали искры. Дурманящий воздух стал тягучим, клейким. Чаруш прилипла к лицу и при выдохе не пузырилась. Пот застилал глаза, разъедал ноздри и губы.

Завывая необыкновенно низкими голосами, люди неслись всё быстрее и быстрее. Жара сводила с ума. Дышать было нечем. Уронив голову на грудь, Малика перестала ощущать тело. И вдруг поняла, что именно кричат ракшады.

— Слушай! Слушай! — басили одни.

— Слышишь? Слышишь? — стонали другие.

Словам не было конца. Голоса раздавались в каждой клеточке мозга. В него вселилось нечто постороннее, враждебное. Это нечто подчиняло себе, заставляло раскачиваться из стороны в сторону и шептать молитвы, которых Малика раньше не знала.

Происходящее походило на изощрённую и в то же время желанную пытку. «Слушай, — звучал в голове чужой голос. — Слышишь?» Затуманенное сознание цеплялось за обрывки чужих воспоминаний. Бесконечная лестница. Скрипят ступени. Вокруг темно. Впереди дверь. За ней бескрайнее небо… там ветер… холодный, наполненный ароматами ковыль-травы. Сделать глоток воздуха… всего один… Надо открыть двери и сделать глоток…

Малика сбросила со своего плеча ладонь ракшада и вскочила. Её попытались усадить. Она закричала нечеловеческим голосом и упала без чувств.

Малика очнулась от ощущения, что за ней наблюдают. Сморщившись от боли в висках, повернула голову. Оказывается, её перенесли в комнату и уложили на низкую кушетку. На полу сидел Иштар. За настоящим окном с прозрачными стёклами ветер покачивал ветви деревьев, усыпанные лазурными цветами. Сквозь крону пробивались солнечные лучи.

— Иштар…

— Как ты?

— Голова ватная. И тошнит. Где я?

— В храме. — Иштар дал Малике стакан с водой. — Ты потеряла сознание.

Она приподнялась на локте, сделала пару глотков и откинулась на подушку:

— Это из-за дыма.

— Жрецы добавляют в благовония порошок, чтобы наладить связь с Богом.

— Надеюсь, у них получилось. Ещё одной оргии я не выдержу.

Малика перевела взгляд с лица Иштара на терновый ошейник. Из ран сочилась кровь.

— Помнишь, что ты крикнула?

— Я крикнула… не помню.

Иштар придвинулся к кушетке:

— Атэйта.

— Что это?

— Слово.

Малика устремила взор в потолок. Мысли путались, в ушах гудело.

— Как оно переводится на слот ?

— Никак. Это название невидимой звезды. Она есть на наших астрономических картах. На небе её не видно. О ней знаем только мы, ракшады.

— Теперь меня будут звать Атэйта?

Иштар шумно выдохнул:

— Надеюсь.

— Я что-то сделала не так?

— Жрецы не верят, что ты услышала Бога. Считают, что ты знала о существовании звезды и выдала себя — решила, что такое имя есть. Такого имени нет. Атэйта — просто слово. Альхара рассказывал тебе о звезде?

— Нам было некогда разговаривать о звёздах.

— Тебе никто не верит.

Малика перевела взгляд на Иштара:

— А ты?

— От меня ничего не зависит. На моей голове нет тиары.

— И что теперь?

— Ты разденешься перед жрецами.

— Нет!

— Да! Ракшадские имена состоят из двух слов, эти слова имеют смысл. Смысл слова «Атейта» скрыт. Если Бог назвал тебя словом без смысла, на тебе должен быть знак.

— Какой знак? Иштар! На моей спине множество знаков. Они постоянно меняются, но это не ваши знаки.

— Жрецы разберутся.

— Нет!

— Помнишь тот день, когда ты назвала меня хазиром?

— Помню.

— А помнишь, я сказал: «Всё так просто и так сложно»? Я уже тогда хотел забрать тебя в Ракшаду, но не мог придумать: каким образом это сделать. Забрать тебя оказалось просто. Сейчас наступило «сложно». Тебя никто не лишит звания шабиры, но мои недруги будут хвататься за любую возможность, чтобы оставить меня без тиары. Без тиары я пешка. Только ты можешь наделить меня безграничной властью. И я уничтожу всех врагов.

— Верховный жрец — твой друг. Он несколько лет поил тебя противоядием. Неужели он тебе не поможет?

Засунув палец под ошейник, Иштар вытащил шип из шеи:

— Когда же ты поймёшь? У ракшадов на первом месте Всевышний, на втором — Ракшада. На третьем месте хазир, и выше ему не подняться.

— Иштар… сейчас тебе будет ещё тяжелее. — Малика облизнула губы. — Мне было плохо. Я не могла дышать и хотела выйти из храма. Я встала, а передо мной кто-то запрыгал и я… я крикнула: «Отойди!» Жрецам послышалось «атэйта». Иштар… Я крикнула: «Отойди…»

Отклонившись назад, он обхватил ладонью подбородок.

— Ты мог признать Альхару шабиром, — сказала Малика. — Почему ты этого не сделал?

— Потому что Всевышний выбрал тебя.

— Всевышний ошибся. — Малика с трудом села. Рассматривая дерево за окном, спросила: — Ты долго здесь пробудешь?

— Пока не смою с себя грех, за который мой взвод понёс наказание.

— Какой грех ты совершил?

— Попал к вам в плен.

— Как наказали твоих людей?

— Согласно закону.

Малика устремила взгляд на Иштара:

— Как?

— Тебе незачем это знать.

— Я твоя шабира, хотя и без ракшадского имени. Я хочу знать о тебе всё.

— Шедар казнил их вместо меня. Приковал к столбам посреди пустыни. Воины — это зеркала. Ошибаешься ты — за ошибку отвечают все. На месте Шедара, я поступил бы так же.

Малика уронила голову на грудь:

— Вы страшный народ.

Иштар заправил ей за ухо прядь волос, упавшую на лицо:

— Мы непобедимый народ. — Прикоснулся к её виску. — Эльямин…

— Невидимая звезда, — произнесла Малика на слоте . — Я знаю, как переводится.

Иштар прижал палец к её губам:

— Забудь этот язык.

— Не добавляй. Мне и так плохо.

— Всё позади, шабира. — Иштар взял с уголка кушетки чаруш, набросил Малике на голову. — Мы будем с тобой неразлучны как вдох и выдох.

— Хочу уснуть и проснуться дома, в Грасс-Дэморе.

Иштар надел ей на шею зажим, защёлкнул замок:

— Идём.

— Нет, Иштар. Я больше не дам себя мучить.

— Всё позади, — повторил он и, подхватив Малику под локоть, помог ей подняться.

Солнечные лучи, пронзая стеклянный купол, отбрасывали на пол золотистые блики. В углублениях под потолком прятались птицы, и тишину время от времени нарушал пересвист. На стенах, под выпуклыми письменами, пролегли тени. Чашу с углями успели убрать. Теперь посреди храма на треноге возвышался казан. В воздухе плавал терпкий запах.

Жрецы стояли возле открытой двери и в полной задумчивости смотрели на площадь. Над раскалёнными камнями клубилась фиолетовая дымка, и фигуры религиозных служителей окружал тусклый ореол. Низложенный хазир упирался руками в стену, словно толкал её перед собой.