Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Пешком Малика добиралась до храма намного дольше, чем в паланкине, хотя старалась идти быстро. Отвлекали обмены приветствиями с прохожими. Иногда приходилось пробираться через толпы людей, хлопающих в ладоши в ритме барабанов: бум, бум-бум. Хёск шёл рядом, мрачный, задумчивый. Не выдержав, махнул рукой. Воины, опередив Малику, принялись оттеснять ракшадов к заборам и стенам домов. А она смотрела по сторонам, надеясь увидеть хоть одну женщину.

Площадь перед храмом встретила привычной тишиной. Шествуя по фиолетовым плитам, Малика косилась на Хёска, оглядывалась на воинов, идущих следом. Неужели её заманили в ловушку?

Словно почувствовав беспокойство шабиры, жрец тихо произнёс:

— Близится сезон штормов. А он всё молится. Святых мест у нас не так много, но в конце вам надо побывать на Острове Шабир. Если море будет неспокойно, придётся завершить паломничество после ночи Лунной Тишины.

— Ночи Молчания, — поправила Малика.

Хёск отрицательно покачал головой:

— Ночь Молчания перед коронацией. Ночь Лунной Тишины — это наш новый год.

— Когда начнётся сезон штормов?

— Точной даты нет. Когда с еракли опадут цветы.

— Что это?

— Деревья с синими цветами.

— Те, что растут в саду? — догадалась Малика.

Хёск кивнул:

— Ветки уже клонятся к земле. Сезон штормов начнётся чуть раньше.

«И раньше закончится. И я поеду домой», — подумала Малика, однако жрец тут же задушил надежду.

— Я помню, как цветы опали где-то в это время, и море штормило почти четыре месяца. Затишье наступает всегда в одну и ту же ночь.

— Так что с Иштаром? — спросила Малика, подойдя к дверям храма.

— Молится, — уклончиво ответил Хёск, вошёл в храм первым и пошагал вдоль стены, скользя ладонью по письменам.

Под стеклянным куполом шелестели крыльями птицы, по полу метались тени, по стенам прыгали солнечные блики. Посреди зала стоял чан, над ним курился дымок, наполняя воздух сладковатым запахом. Иштар упирался руками в боковую стену и словно толкал её перед собой. На миг показалось, что это Шедар, но нет… Широкие плечи и крепкую спину закрывал кремовый плащ, украшенный золотой нитью. Совершив поворот, Хёск приблизился к Иштару и вынудил его сдвинуться с места.

Ожидая, когда мужчины закончат молиться, Малика боролась с желанием выйти на улицу. Ей не нравилось собственное состояние. Руки и ноги наливались свинцом, мысли становились вялыми. На плече ныл шрам от прута Иштара. Блики на стенах превращались в звенья цепи, тени на полу походили на пятна крови, шелест крыльев напоминал щелчки кнута. Если бы рядом возник Адэр — она бы решила, что перенеслась на два года назад, в бандитский лагерь.

— Зачем ты пришла? — прозвучал голос Иштара.

Малика посмотрела в воспалённые глаза:

— Давай выйдем.

Спрятавшись в тени мраморного тигра, они никак не могли начать разговор. Иштар был чем-то озабочен и всем своим видом показывал, что не намерен болтать. Малика приходила в себя. Надо написать Адэру, чтобы не вздумал приезжать в Ракшаду. Он не сможет прожить здесь и дня. Запахи сведут его с ума.

Малика провела ладонью по лбу. Откуда такая бредовая мысль? Адэр никогда сюда не приедет.

— Зачем пришла? — повторил Иштар, оторвав взгляд от домов на краю площади.

— Хотела узнать, когда мы отправимся в паломничество.

— Не знаю.

Малика коснулась пальцами его впалой щеки:

— Что с тобой происходит?

Иштар отшатнулся:

— Я потерял контроль над рассудком.

Малика прижала руку к груди:

— Ты кого-то убил?

— Мне приснился сон, — сказал Иштар и надолго умолк.

— И что? — настороженно спросила Малика.

— За тридцать четыре года ко мне ни разу не приходили сновидения. Понимаешь? Нет?

— Нет.

— Я был беспомощным как букашка.

Малика привалилась спиной к каменной лапе тигра и рассмеялась:

— Иштар…

— Это ужасное состояние, когда идёшь не туда, куда хочешь, делаешь не то, что хочешь. Руки не слушаются, ноги сами по себе, в голове кавардак. Я больше не хочу видеть сны.

— И поэтому не спишь?

Взгляд Иштара стал глубоким, задумчивым.

— Я не принадлежал сам себе. Я побывал в шкуре раба.

Малика принялась поправлять воротник его плаща:

— Тебе приснился кошмар, и всего-то.

— Самое страшное не то, что мне приснилось, а то, что происходит сейчас. Во сне я всё делал против своей воли, а теперь не могу избавиться от желания это повторить.

— Что тебе мешает это сделать?

Иштар впился взглядом в Малику:

— Закон.

Она отдёрнула руку:

— Мне тоже часто снятся кошмары. Я просыпаюсь, понимаю, что это всего лишь сон, и забываю о нём. А ты кружишь по храму и теряешь драгоценное время. Ты же умеешь отключать ненужные мысли. Вот и отключи.

— Что тебе снится?

— Как ты набрасываешь петлю мне на шею и душишь.

— Этого никогда не произойдёт.

Малика кивнула:

— Знаю. Потому и говорю: отключай мысли.

— Сделаю ещё пару кругов. Подождёшь? — произнёс Иштар. Приказал воинам принести для шабиры паланкин и отправился в храм.

Малика надела непривычный наряд: штаны из тончайшей кожи, платье с глубокими боковыми разрезами и плотную, но довольно прозрачную чаруш. Набросив на руку плащ с капюшоном, вышла из спальни и направилась к выходу на террасу.

— Я здесь.

Малика обернулась.

Иштар восседал на кушетке, как на троне.

— Подойди, — сказал он и взял с сиденья бархатную коробочку.

Малика приблизилась:

— Мне не нужны подарки.

— Это не подарок. Так… безделушка. Присядь.

Малика опустилась на край кушетки, положила на колени плащ и, чтобы успокоиться, начала считать рыб в пруду. Её выводило из себя всё: запреты, непонятные правила, тряпичный «намордник», запахи благовоний, её покои, похожие на склеп. Но больше всего злили внезапные появления Иштара. Этим он напоминал Адэра и вызывал те же чувства: беспокойство, беспомощность и душевное опустошение.

Иштар достал из коробочки четыре золотых браслета с подвесками: полумесяцы и звёзды, тигры и квадратные спирали.

— У меня к тебе просьба, — промолвил он, надевая браслеты Малике на запястье. — Не разговаривай с людьми. Воины не должны слышать женский голос.

— Целых два месяца?

— Чуть меньше.

— Не знаю, смогу ли. Так долго я ещё никогда не молчала. Думаю, мне лучше остаться.

— Эльямин…

Малика подавила вздох. Какая же она дрянь… Иштар не виноват, что в Ракшаде ей плохо. Не виноват, что она по собственной глупости стала шабирой. Он просит её, хотя рождён приказывать.

— Прости, Иштар. Я буду молчать. — Малика потрясла рукой; драгоценные камни на подвесках заиграли всеми цветами радуги. — Очень красиво. Ты меня балуешь.

Они прошли по коридору с множеством ответвлений. Перед тем как покинуть жилую часть дворца, надели замшевые сапоги. Миновали анфиладу богато обставленных залов и очутились в вестибюле, украшенном скульптурами крылатых коней. Караульные распахнули золотистые двери.