Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 4

Знойные дни сменялись холодными ночами. Лёжа в шатре, Малика куталась в одеяла и не могла согреться. Выходила наружу и, запрокинув голову, смотрела в звёздное небо. В Грасс-Дэморе день только заканчивается. Сидя в кабинете, Адэр разбирает документы. Возле камина лежит Парень, ждёт, когда хозяин закончит возиться с бумагами и поведёт его на прогулку по заснеженному городу. Вот бы ей к камину…

Ритуалы проходили в местах, где произошло то или иное историческое событие, ставшее предпосылкой для принятия незыблемых законов. Святые места располагались в «чистом поле». Как их находил Хёск — одному Богу известно.

Перед ритуалами Малика выслушивала рассказы, похожие на жуткие легенды. Так она узнала о трагическом эпизоде из жизни Ракшады. Её пятнадцатилетняя дочь сбежала с любимым. Тот натешился и бросил девушку в пустыне. Ракшада нашла труп дочери, разодранный стервятниками.

В это верилось с трудом. Ракшада — дева-вестница, жена хазира, душа и сердце основателя государства. И какой-то сопляк посягнул на честь их рода?

После этого происшествия появился ряд законов. Одним из них был установлен возраст полового созревания девушек — тринадцать лет. Возраст, когда дочери ещё покорны, когда ещё не думают о побегах. Возраст, позволяющий ракшадам забирать девочек из семей и лепить из них жён и наложниц исходя из собственных предпочтений и потребностей.

Выслушав эту историю, Малика хотела отказаться от участия в ритуале. Такие законы мог придумать мужчина, но никак не мать, похоронившая дочь. Так к чему этот спектакль с взыванием к душе девушки? Если её душа и поселилась на месте смерти тела, то она не жалеет о любви. Она жалеет, что поспешила, поверила, доверилась и не дождалась родственной души. Теперь ракшадки вообще не знают, что такое любовь. И ракшады не знают. Обделённый Богом народ…

Малика не решилась унизить Иштара отказом. Всю ночь ходила с ним вокруг воткнутых в песок факелов, а на рассвете возненавидела пустыню. Пустыня такая же бескрайняя, такая же коварная внутри, а снаружи опрятная, как и людская ложь.

Следующее святое место выбило Малику из колеи. Придерживая полог шатра, она наблюдала, как воины стреноживают коней, как Хёск бродит взад-вперёд, выбирая «арену» для оргии, как стражи, стоя в тени машины, обмениваются жестами — единственный способ побеседовать, не зная шайдира .

Малика посмотрела в сторону палатки Иштара и обмерла. Там лежали люди: полуобнажённые тела покрыты язвами, пальцы на руках сведены судорогой, неестественно выгнутые шеи вот-вот переломятся у основания черепа.

— Сюда! — крикнула Малика и побежала к шатру.

Желая убедиться, что воины её услышали, оглянулась. Они услышали, но почему-то не сдвинулись с места. Малика повернула голову и споткнулась — люди исчезли. Она сходит с ума?

Сопровождаемая настороженными взглядами, вернулась в шатёр и просидела там до темноты. Неужели Хёск снова что-то подсыпал в воду? Когда он успел? Последний раз она пила утром, в паланкине. Потом Хёск сообщил об очередном ритуале, и воин забрал её бурдюк, чтобы избавить шабиру от соблазна сделать хотя бы глоток.

Или всё дело в благовониях? К седлу каждой второй лошади был привязан кувшин, испускающий пряный запах имбиря. Почему он не действует на воинов и стражей, а у неё вызывает галлюцинации?

Или причина помутнения рассудка кроется в пустыне? А может, это не помутнение, а всего лишь мираж — мнимое изображение отдалённых предметов. Отдалённых! А люди лежали от неё в нескольких шагах. Их пальцы, сведённые от боли, подрагивали. При глотании судорожно дёргались кадыки, над язвами роились мухи.

Услышав зов Иштара, Малика покинула шатёр. Боясь посмотреть в сторону его палатки, выслушала очередную трагическую историю, которая произошла незадолго до смерти дочери Ракшады. Первым погиб её старший сын. Погиб здесь, где воины и барабанщики образовывают круги, а Хёск, стоя в центре, прочищает горло.

Сын Ракшады был командиром отряда. В походы вместе с воинами отправлялись женщины: стирали, готовили, помогали снять усталость и напряжение. Во время привала воины не поделили девицу. В разгаре драки сыну Ракшады вспороли живот. После похорон убитая горем мать приказала казнить весь отряд: «Воины — это зеркала. Нет командира — нет отражений».

Позже Ракшада произнесла речь, суть которой заключалась в следующем: «У мужчины может быть столько женщин, скольких он сможет прокормить. Запрещается брать женщину, которая познала другого мужчину. Перед первым соитием со своим господином девушки должны подвергаться ритуалу Чести и обязаны жить изолированно от мира».

За ненасытную похоть мужчин Ракшада наказала женщин. Наказала на пять тысяч лет, и неизвестно, когда они вырвутся из рабства.

Малика перестала что-либо понимать. Под бой барабанов и завывания Хёска плелась за Иштаром, не соображая, что происходит. Рассеянно смотрела на людей, умирающих в пяти шагах от неё. После ритуала несколько часов пролежала в палатке в состоянии полной прострации. Ко всему безучастная, забралась в паланкин. А вечером, машинально вылив на себя ковш воды, посмотрела по сторонам — где это она?

Малика думала, что в её жизни уже никогда не будет таких ужасных ночей, какие она провела в лачуге, наблюдая за вздёрнутым на цепи Адэром. Он бредил, а она целовала его в лоб и просила потерпеть. Тёрлась о его щёку щекой и убеждала, что скоро все страдания забудутся как кошмарный сон.

Этой ночью, вышагивая вокруг шатра, Малика так же убеждала себя, что провалилась в сновидение. От неё ничего не зависит, и ничто не должно её волновать. Скоро она откроет глаза, увидит ветонский кряж, и страхи рассеются как туман.

На рассвете Хёск разрешил людям попить, но запретил завтракать — после дневного перехода предстояло провести ещё один ритуал. Малика не сдержала стон. Она барахталась в своём угнетённом состоянии и надеялась, что в запасе есть хотя бы пара дней, чтобы прийти в себя.

Ближе к полудню процессия двинулась по высохшему руслу реки. Песок был плотным, пологие берега казались прочными, и барабанщики задали более быстрый темп. Если бы не паланкин, вынуждающий воинов сдерживать движение, — всадники пустили бы лошадей вскачь.

Вцепившись в подлокотники кресла, Малика смотрела в окно. На песчаном берегу появлялись и исчезали крепостные стены, башни, дома. Видения были размытыми, зыбкими. Вдруг возникли силуэты людей. Если бы они истончились и пропали как строения, Малика бы решила, что это мираж. Но люди побежали, размахивая руками, а потом осыпались как мука.

Рассудок не находил объяснений, а вновь и вновь появляющиеся картины разрывали сердце. Конь тащил за собой человека. На кольях дёргались тела… Малика посмотрела в другое окно. На противоположном берегу ползли искалеченные люди.