Купава Огинская - По темной стороне [litres]

Не хотелось, но пришлось.

– Яна? – позвал меня Раяр, когда тишина уж совсем неприлично затянулась.

– Мм-м?

– Вы, люди, крайне эмоциональные существа, верно? – спросил хищник, кажется, и правда решивший поговорить со мной.

– Ну, предположим… – подтвердила я, чувствуя, что вот прямо сейчас меня настигнет полный песец и надолго поселится в моей жизни.

– И любовь для вас – чувство вполне естественное, так?

– Так, наверное, – неуверенно подтвердила я, хотя очень хотелось все отрицать. А еще не хотелось верить, что он прямо сейчас, прямо вот так вот сразу собирается последовать совету своего братца. – А зачем вы об этом спрашиваете?

– Я хочу, чтобы ты меня полюбила.

– … Чего?! – Напрасно я надеялась на его благоразумие. Откуда бы ему взяться, если мой кошмар с людьми раньше нормально не общался, а все его приказы всегда беспрекословно выполнялись.

– Делмар был прав во многом, – продолжил он, не отпуская меня, крепко держа взглядом своих странных желтых глаз. Радужка мерцала, плавилась и перетекала, а зрачок необычно дрожал. – Я почувствовал и теперь знаю, что твои эмоции могут быть другими. Весьма… привлекательными.

– Что, привлекательнее страха?

Раяр поморщился.

– В страхе нет ничего привлекательного, это простая эмоция, которую люди, так же как и велари, испытывают при одном виде хейзара. Раньше мне было достаточно и этого… – Хищник замялся, не зная, как подобрать слова.

– А теперь, стало быть, недостаточно? – Я раздражалась. Осознавала, что совсем скоро мое раздражение достигнет той границы, за которой его почувствует и хейзар, но успокоиться не могла.

Любви моей он захотел. Ха! Я ему еще просто радоваться не научилась, а тут любовь. Как же, сейчас.

– Теперь я хочу большего, – подтвердил он, еще не зная, какая буря набирает силу у меня внутри.

Махровый эгоист просто, а не хейзар.

– Хорошо, предположим, я вас полюблю. И что тогда?

– Что?

Я психованная, бешеная человечка, которую озадачили дебильным предложением. Конечно, я не смогла смолчать:

– Но ведь если я вас полюблю, то буду страдать. И вы что, собираетесь питаться моими страданиями? Так мне для этого и не надо пытаться вас полюбить. Достаточно пойти и дверью себе палец прижать. Страдания гарантирую.

– Почему ты думаешь, что будешь страдать?

Он не понимал. Он искренне не понимал, насколько же неподходящим кандидатом для всяких нежных чувств является. И моей миссией было открыть ему глаза на правду. Его страшные желтые гляделки.

– Ну вот смотрите, – я загнула палец. – Характер у вас поганый, это раз. Куча неблагонадежных родственников – два. Мама ваша, конечно, почти в коме, что плюс, но она же Изначальная Тьма и самое страшное зло в этом мире, что, несомненно, огромный минус. Безответная любовь всегда приносит страдания. Ну, и вообще, осознавать, что моей любовью тут просто питаются…

Все пальцы на правой руке были сжаты в кулак, и я очень старалась себя сдержать, чтобы не скрутить фигу и не сунуть ее под нос вот этому вот генератору идиотских идей.

– А если чувства будут взаимны?

Сначала я офигела, потом подняла отвалившуюся челюсть, прочистила уши и на всякий случай переспросила:

– Что?

– Я сказал, что могу обеспечить тебе взаимность, – сдерживая раздражение, проговорил он.

Я медленно и очень внимательно его осмотрела. Бледный, хмурый, жуткий очень… А главное, совсем не похож на того, кто может мне какую-то там взаимность обеспечить.

– А может, оставим все как есть? – Да, я еще на что-то надеялась. Он помрачнел, и я выпалила: – А давайте я вам другую человечку притащу? Делмар все равно в резервацию собирается, я с ним смотаюсь и выберу вам самую смелую. Хотите блондинку? У вас тут с этим дефицит, а среди местных людей светленькие должны встречаться. Экзотика…

– Нет, – сдержанно отказался он от всех моих предложений.

И вот не знаю, как у Делмара тогда вышло как-то превратить безоговорочное «нет» моего кошмара пускай в раздраженное и недовольное, но «да». У меня не получилось.

– Ну я же не могу вот так просто взять и в одно мгновение кого-то полюбить! – возмутилась я.

– Я подожду, – пообещал он с таким выражением лица, что я на мгновение даже засомневалась: о чувствах мы говорим или о чем-то другом, бытовом и совершенно незначительном.

Как он это себе вообще представляет?

– Для начала, думаю, тебе стоит перестать обращаться ко мне на «вы», – чуть рассеянно заметил Раяр, вызвав у меня непреодолимое желание зверски его отвыкать.

Но я сдержалась. Хотя нет, не сдержалась, потому что если бы сдержалась, то не ляпнула бы:

– Да как скажешь, любовь моя… безответная.

И самое ужасное заключалось в том, что мой ответ его устроил.

Я никогда не любила розы. Вернее, нет, не так – я не могла понять, что именно в них так всех восхищает. Ну цветы и цветы. Красивые. Так на свете много красивых цветов…

А этим утром, проснувшись на колючем, пахучем и очень неудобном покрывале из черных роз на длинных шипастых стеблях, поняла, что просто ненавижу их. Вот смотреть не могу и все тут, бесят они меня просто не по-детски, до нервного потрясунчика и желания крушить все вокруг.

Например, недоумевающую рожу моего кошмара, который точно не понял, почему на завтрак я явилась в ночнушке, непричесанная, злая и с колючим цветочным веником в руке.

И я планировала с огромным удовольствием ему все объяснить, желательно подкрепляя свои слова ударами по лицу. Вот прямо розами – и по его наглой, невозмутимой морде.

Я застыла в дверях, сжимая в исцарапанной руке букет и чувствуя, как жжется спина, бока и почему-то правая грудь. А еще щека, которая точно была исцарапана не меньше рук.

Делмар кашлянул, вынуждая меня оторвать горящий праведным гневом взгляд от моей бесстрастной жертвы.

– Яна, а что с тобой случилось? – осторожно спросил огонек, медленно поднявшись из-за стола. Обычно он вскакивал очень бодро, весь такой галантный и предупредительный, отодвигал мне стул, предлагал сесть и улыбался. Улыбался. Все время улыбался.

Сейчас же Делмар выглядел очень удивленным и даже не подумал предложить мне сесть. Вместо этого он подошел ко мне, осторожно взял за подбородок, чуть не получив за это розами по роже вместо своего братца (едва сдержалась, честное слово), и медленно покрутил мою голову, разглядывая лицо, шею… Даже попытался за ворот ночнушки заглянуть, но получил по наглым конечностям и передумал. Зато руки мои разглядывал долго, вдумчиво, увлеченно так, а потом спросил, глядя на розы:

– Яна, сладкая моя, не хочешь рассказать, за каким Тарготом ты с утра лазила по кустам? Почему не отправила кого-нибудь из нарз, чтобы они принесли тебе букет, если так хотела?