Эрин Моргенштерн - Беззвездное море [litres]

Боковым зрением Закери улавливает движение там, где находится в этот момент его рука, и чувствует, что кто-то вкладывает ему в ладонь сложенную бумажку. Он оглядывается, кто бы из тех, кто рядом, мог это сделать, но все вокруг погружены в собственные дела.

Он разворачивает бумажку. Она исписана от руки золотыми чернилами.

Прежде Луна никогда не просила милости ни у Смерти, ни у Времени, но теперь появилось нечто, к чему она стремилась, чего она желала, чего она вожделела больше, чем когда-либо раньше.

Одно место стало для нее бесценным, а человек, который жил там, – еще пуще того.

Луна возвращалась туда так часто, как только могла, украдкой, в запретные мгновенья присвоенного времени.

Она обрела любовь, которой не может быть.

И тогда она решила найти способ сберечь ее.

Закери смотрит на море людей, окружающих его, танцующих, пьющих, смеющихся. Дориана не видно, но, конечно, кто же еще мог написать такое, так что он где-то рядом. Он складывает бумажку, прячет ее в карман и идет дальше по залу.

За камином – столы, уставленные бутылками. Женщина во фрачной паре стоит за ними, разливая и смешивая жидкости в изящных бокалах, и предлагает их всем, кто идет мимо. Закери смотрит, как ловко она работает, сочетая напитки, которые дымятся, пенятся и меняют окрас с бесцветного на золотой, красный, черный и снова бесцветный.

Миксолог, мастерица смешивать коктейли, желает кому-то благословенного Лунного Нового года, вручая ему коктейльный бокал, запечатанный листом сусального золота, который придется взломать, чтобы напиток попробовать. Закери уходит, не дожидаясь взлома.

В укромном уголке мужчина тонкой струйкой рассыпает по полу черно-серый, золотой и цвета слоновой кости песок, создавая сложные и изысканные узоры, круги вроде мандалы, с танцующими фигурами, воздушными шарами и большим костром в центре, ближним кругом из кошек и внешним кругом из пчел. Тонкие детали он прорисовывает по песку кончиком птичьего пера. Закери подходит поближе, чтобы рассмотреть повнимательней, но как только рисунок закончен, художник сметает его и принимается за новый.

Неподалеку лежит на кушетке женщина, наряженная в одни только ленты. Ленты исписаны стихами, они обвивают ее шею и талию, скручиваясь, спускаются между ног. Вокруг нее немало читателей-почитателей, но уж слишком напоминает она тела в крипте, так что Закери совсем было собирается уходить, как в глаза ему бросается текст на одной из лент.

Первым делом Луна направилась переговорить со Смертью.

Закери подходит вплотную и читает дальше, продолжение бежит вдоль руки женщины, обвивая ее запястье.

Она спросила, не могла бы Смерть пощадить одну душу.

Смерть готова выполнить любое желание Луны, если это в ее силах, ибо Смерть – это сама щедрость.

Это простой подарок, который легко дается.

На этом лента заканчивается, обвившись вокруг безымянного пальца женщины. Закери прочитывает и другие ленты, но там о Луне ничего нет.

Следуя дальше, он выходит в ту часть бального зала, где сотни книг за корешки подвешены к потолку так, что они распахнуты и парят. Он протягивает руку, трогает ту книгу, что у него прямо над головой, страницы ее трепещут в ответ, и вся стая книг перестраивается, меняя строй, как караван гусей.

Мерещится, что по другую сторону танцпола стоит Дориан, и он пытается пробраться туда. Движется вместе с толпой. Ужасно много народу. Порой он ловит на себе любопытные взгляды, не более того, но все-таки он уже чувствует себя менее призрачным, пространство и люди вокруг выглядят посущественней. Он почти что чувствует пальцы, которые мимоходом задевают его.

– Вот вы где, – звучит голос рядом с ним, но это не Дориан, а тот рыжеволосый молодой человек, что листал томик античной поэзии.

Он где-то оставил свой блейзер, и руки его сверху донизу в золотых потеках. Закери думает, что он ослышался и обращаются к кому-то другому, но рыжий смотрит прямо на него.

– Вы из когда? – спрашивает он.

– Что? – удивляется Закери, все еще не уверенный, что разговаривают именно с ним.

– Вы ведь не из сейчас, – говорит рыжий, поднимая золотую ладонь к лицу Закери и легонько проводя пальцами по его щеке.

Как ни поразительно, но Закери это прикосновение ощущает и так этим удивлен, что забывает ответить. Рыжий жестом дает понять, что неплохо бы потанцевать, но тут толпа их разводит, и Закери теряет его из виду.

Он перемещается к краю зала, подальше от столпотворения. Казалось, что музыканты находятся позади, но теперь флейта звучит прямо перед ним, а ударные – где-то слева. Заметно, что свет уже не такой яркий, наверное, воздушные шарики притомились, спустились ниже, и зал становится как-то тесней. На одном из кресел валяется золотистое платье, сброшенное, как змеиная кожа.

Добравшись наконец до стены, Закери обнаруживает, что она исписана золотыми мазками кистью по темному фону. Прочесть, что написано, трудно, металлический пигмент отражает свет то тускло, то слишком ярко. Закери идет вдоль стены, разбирает слова, и сюжет разворачивается дальше.

Луна побеседовала со Временем.

(Давненько они не беседовали.)

Луна попросила Время не трогать одно место и одну душу.

Время ответило не сразу, но, ответив, поставило одно условие.

Время поможет Луне, только если Луна, в свой черед, поможет Времени найти способ удержать Судьбу.

Луна пообещала помочь, хотя и не знала пока, как сделать несломанным то, что уже сломали.

И тогда Время согласилось упрятать то место подальше, так, чтобы звезды его не видели. И теперь там, в этом месте, дни и ночи текут иначе. Необыкновенно медлительно. Ласкающе-томно.

На этом послание, написанное золотом по стене, заканчивается. Обернувшись к залу, Закери смотрит, как дрейфуют мимо люстр воздушные шары, как вальсируют танцующие, как девушка, стоящая неподалеку, пишет что-то по голому телу другой девушки, не стихами, а прозой, причем той же золотой краской, которую кто-то, видимо, позаимствовал, чтобы исписать стену. Мимо проходит мужчина с подносом, полным маленьких пирожных, глазированных стихами. Кто-то протягивает Закери бокал вина, а потом бокал исчезает, и Закери не уследил, куда он делся.

Он обшаривает взглядом толпу в поисках Дориана, а сам вертит в голове мысль, как ему удалось затеряться во времени, которое в данный момент течет так замедленно-странно, и что надо сделать, чтобы вернуться назад, когда взгляд его падает на мужчину наискосок, тоже опершемуся на стену, мужчину со сложно заплетенными белыми косами, которые присыпаны золотом, но в остальном Хранитель совершенно не изменился. Ни днем моложе, ни днем старше. Он внимательно наблюдает за кем-то в толпе, но Закери не видно, за кем. Какой сейчас может быть год, думает он, но моды представлены столь разнообразно, что догадаться непросто. Двадцатые годы? Тридцатые? И интересно, может ли Хранитель его видеть, и сколько Хранителю лет, и на кого это он так пристально смотрит.