Александра Лисина - Вор [СИ]

Правда, мысль как пришла, так и ушла, благополучно вытесненная чужими воспоминаниями. И я снова увидел Гоар… но совсем не тот, который уже успел изучить и разведать. Не грязный и не замусоренный. А более величественный, чистый, яркий. Настоящую столицу огромной… наверное, даже великой и весьма небедной страны.

Оказывается, за несколько лет старику Лурру удалось немало побродить по городу. Где-то открыто, а где-то тайком, но он сумел подсмотреть многое из того, до чего у меня не дошли руки. Пока у старика водились деньги, он был вхож даже в Старый город [3] Исторически более старая часть города, отделенная от остальных районов древней крепостной стеной. На территории Старого города расположен королевский дворец, городская ратуша и резиденция Ковена магов. , откуда его потом стала активно гонять стража. Я видел аллею фонтанов вдоль одного из берегов Шарры [4] Судоходная река, главная водная артерия южной части королевства Архад. . Разбитые на ее берегах сады и парки. Целую вереницу искусственно созданных озер и прудов, вдоль которых, то и дело останавливаясь на изящных мостиках, прогуливались изысканно одетые дамы и важные до отвращения господа.

Покопавшись в чужой памяти, я смог наконец увидеть, что носят местные буржуины. Слегка ошалел от чрезмерной пышности платьев и обилия украшений на здешних барышнях. Фасоны – странные, на мой взгляд, уродующие женщин устрашающе широкими юбками и наглухо закрытыми корсажами. Мужская мода порадовала чуть больше – оказывается, строгие брюки и свободные пиджаки носили и здесь. Единственный минус – длина. Верхняя одежда у столичных франтов оказалась почти такой же длины, как и дамские платья: то есть ниже колен. Под ними виднелись несколько укороченные туники преимущественно светлых расцветок. На ногах дамы носили в основном туфельки или сандалии, а мужчины – грубые кожаные (спасибо, хоть не кирзовые) сапоги. Реже – вполне современного вида ботинки со шнуровкой. Иногда даже на каблуках. Зато, в отличие от бедняков, состоятельные господа позволяли себе выходить на улицу без головных уборов. Однако закономерности в этом я не усмотрел. И в памяти Лурра никаких пояснений не этот счет не было. Возможно, мода тут была не так строга, как мне показалось. А может, буржуины просто не ходили по узким улочкам, откуда им на голову могло пролиться содержимое ночного горшка.

Еще я настойчиво искал среди воспоминаний старика хоть какие-нибудь сведения по поводу научно-технического прогресса. Не смартфоны с наручными часами, конечно, но хотя бы наглядные проявления того, что магия и техника идут на Ирнелле рука об руку.

Но нет. До персональных телепортов, магических коммуникаторов, голограмм и прочих средств теле- и видеосвязи здешняя цивилизация, похоже, не доросла. Амулеты, правда, имелись у многих: защитные, сигнальные и даже, если Лурр не ошибся, с какими-то фишками, заточенными под атаку. Однако на старика в этом плане полагаться было нельзя – он в данном вопросе не разбирался. А видеть сумеречный мир, к сожалению, не умел.

Стража…

Да. Вот городская стража меня интересовала особенно. В частности, чем вооружена, где квартирует, какими полномочиями наделена, с какой регулярностью и по каким маршрутам перемещаются патрули. Однако Лурр и здесь ориентировался из рук вон плохо. Зато вместе с памятью о том, как патрули не раз и не два вышвыривали плохо одетого старика за пределы Старого города, мне передалась и неприязнь к местным блюстителям порядка.

А еще я совершенно случайно стал обладателем целого пласта знаний в области средневековой медицины. Местные травы, всевозможные отвары, примочки, примитивное шитье ран… сомнительное, конечно, но потенциально полезное приобретение. Обезболивающих же тут днем с огнем не найти. Ни аспирина на случай подъема температуры, ни антибиотиков…

Кошмар. Как они еще не перемерли такими темпами?!

Ах да, магия. Опять забыл. Но, думаю, не ошибусь, если предположу, что магическое исцеление – это процедура для избранных. И стоит, наверное, как целый флот регулярно прибывающих по Шарре кораблей.

Следующее, что я сделал, это спустился в подвал и опрокинул на себя пару ведер холодной воды, которую тоже сообразил запасти заранее. Затем натянул притащенные улишшами тряпки. Почувствовал себя почти в норме. Снова перекусил. Распихал по карманам монеты. И вот так, нервно грызя очередной золотой, рискнул выбраться на поверхность, заодно убедившись, что смена матрицы на возможности пребывания в сумеречном мире никак не отразилась.

Видимо, чужая личина не влияла на способности моей первоначальной формы. Поэтому я и на изнанке чувствовал себя нормально, и ночное зрение не потерял, и способность видеть мир в серо-зеленом спектре не утратил.

Правда, долго гулять по городу мы с малышней не стали – я не для этого столько мучился с личиной. К тому же с неприятным удивлением обнаружил в непосредственной близости от рынка сразу двух «гангстеров». В смысле, бродящих между домов и настойчиво что-то высматривающих карателей. Увидев издалека приметные кожаные пальто и татуированные морды, я быстренько оттуда слинял. От греха подальше заныкался обратно в подвал, где уселся в позу лотоса и, сжав в ладонях собственный хвост, принялся добросовестно рыться в неожиданно обогатившемся ментальном багаже.

Занятие оказалось на редкость утомительным. Воспоминания оказались неупорядоченными, путаными, и в них порой было нелегко разобраться. В памяти то всплывали картины из далекого детства, то им на смену приходили образы последних лет. Периодически появлялись не связанные никакой логикой воспоминания о событиях, встречах и ситуациях, которые не несли для меня никакой смысловой нагрузки. И в целом я чувствовал себя так, словно передо мной опрокинули «КАМАЗ» с целой кучей всевозможных вещей, и теперь, чтобы добыть оттуда что-нибудь ценное, приходилось перелопачивать горы мусора.

Потратив на это целый день, я ушел спать, решив в последний момент не снимать личину, чтобы не тратить потом время на ее восстановление. На следующее утро снова принялся за работу. По мере погружения в чужую личность все чаще начинал сомневаться в самоидентификации, но бдительно следящий за экспериментом хвост и тут оказался кстати, потому что каждый раз своевременно напоминал, кто я на самом деле, и вовремя выдергивал меня обратно, если становилось ясно, что мой разум вот-вот растворится в потоке чужих воспоминаний.

Я за такую заботу решил дать ему имя и назвал соседа Изей. Сокращенно от «изоморф», раз уж мы с ним теперь одно целое. Изя, между прочим, не возражал. Даже в какой-то степени обрадовался. А когда я поинтересовался, не чувствует ли он среди нас третьего компаньона, охотно подсветил крохотное темное пятнышко в моей попаданческой душе, на которое я прежде не обращал внимания.