Александра Лисина - Вор [СИ]

Я озадаченно повертел головой.

Хм. В самом деле… вчера на мне был халат. И какая-то древняя обувка. Точно такая же, как у Лурра в последние мгновения его жизни. Даже пятно на груди выглядело абсолютно настоящим. Да оно, наверное, и было настоящим, ведь шрамы на коже тоже небось не с потолка взялись?

– Верно, – подтвердил мою догадку Шэд. – Личину ты можешь забрать только в момент смерти разумного. Соответственно, она достанется тебе со всеми дефектами, которые на тот момент имелись у хозяина. Все его раны, переломы, болезни, последствия вредных привычек… разумеется, нурр не даст тебе умереть, и часть резервов будет потрачена на излечение от смертельно опасных ранений, болезней или травм. Но на это тоже будут уходить силы. Еще больше их уйдет на формирование внешних атрибутов – одежды, обуви, оружия. Чем их больше, тем сложнее их скопировать и воспроизвести. И как только ты истощишься, то немедленно вернешься в свою первоначальную форму, независимо от того, хочешь этого или нет.

«А потом? – слегка отойдя от шока, переспросил я. – Ну вернусь в тело нурра. Смогу я после этого попытаться снова?»

– Конечно. Но слепок останется тем же, поэтому затраты на его создание останутся прежними, как если бы ты делал его с нуля. Но, что еще важнее, сколько бы раз ты ни возвращался в одну и ту же личину, то все равно получишь тело с дефектами, которые потом придется заново исправлять.

«То есть, если я сейчас надумаю стать Лурром…»

– То станешь таким же, каким он был на момент смерти. В той же одежде, с той же раной, с той же болью и воспоминаниями, что тревожили его перед уходом. Матрица снимается лишь один раз в жизни, Олег. И изменить ее никому не под силу. Даже мне.

Я поежился.

«А переодеться потом будет можно?»

– Конечно. Первична лишь матрица. Остальное ты вправе изменить как пожелаешь.

«Но только до тех пор, пока не вернусь в контрольную точку, да? – невесело хмыкнул я. – Вернее, в звериный облик, обнуляя, так сказать, статус. А после этого, какую бы личину я ни взял, придется все начинать заново. Соответственно, каждый раз себя лечить, выправлять поломанные кости, менять шмотки и прикидывать, хватит ли на это сил… хотя, конечно, это лучше, чем навсегда остаться в теле зверя. И гораздо лучше, чем ничего. Еще вопрос: есть ли у меня ограничения по количеству личин?»

– Нет, – с готовностью ответил Шэд. – Их число зависит исключительно от твоей психической устойчивости и возможностей физического тела, от которых, в свою очередь, напрямую зависит способность воспроизведения полученной матрицы.

«А если я, скажем, все-таки решусь повторить… то смогу ли довести тело Лурра до нормальной физической формы?»

– Молодым ты его не сделаешь. Но увеличить силу, выносливость и скорость реакции тебе вполне по силам.

«Только для этого, как ты любишь выражаться, понадобится время, – уныло вздохнул я. – Ладно, спасибо. Я понял. И даже, наверное, согласен извиниться… после того, как заново все обдумаю и решу, подарок ты мне сделал или кинул очередную подлянку».

Шэд, как ни странно, не обиделся.

– Думай. Времени у тебя достаточно. А когда придешь к какому-нибудь выводу, позови. Ты теперь в курсе, как это сделать.

Вот знаете…

Пожалуй, даже хорошо, что этот расфуфыренный гад успел свалить с изнанки прежде, чем я осознал весь смысл его предложения и сформулировал ответ. Посылать на хрен сборщика душ, даже такого, который открыто предложил мне укокошить кого-нибудь ради короткой беседы с ним, как-то не комильфо. Но в тот момент цензурных слов в моем лексиконе попросту не нашлось.

На то, чтобы восстановить резервы и душевное равновесие, у меня ушло три дня, во время которых я мог только есть, пить и спать, периодически отвлекаясь на справление естественных надобностей. Голод в это время меня терзал такой, что нуррята с ног сбились, пытаясь прокормить своего прожорливого «папашу». Когда же я отдохнул, насытился и почувствовал, что снова могу надолго уходить в сумеречный мир, передо мной во весь рост встала проблема использования полученных во время последнего эксперимента знаний.

Влезать в чужую личину страшно не хотелось, так что несколько дней я просто носился по хорошо исследованным территориям, жадно вслушиваясь в чужую речь, которая наконец-то стала понятной. К несчастью, для полноценного анализа ситуации того, что я успел взять от старика Лурра, по-прежнему не хватало. Сведения, которые мне достались, оказались отрывочны, поэтому многие термины, определения и аналогии были неясны. Нет, расшифровать простые разговоры труда уже не составляло. Но какая мне, скажите на милость, польза от ненароком подслушанной женской трепотни? От того, как кумушки на рынке обсуждают достоинства той или иной ткани? Или как проходящий мимо мужик тихо жалуется приятелю на сварливую жену?

Сведения, которые меня интересовали, требовали более глубокого понимания языка и здешней культуры. Сословные различия, значение и характеристики титулов, особенности здешних словесных оборотов, пословиц, поговорок… черт! Даже чтобы красиво ругнуться, нужно было знать гораздо больше того, что я украдкой подсмотрел в памяти старика!

В общем, помучавшись так и этак, истоптав себе все лапы и порядком умаявшись, к концу недели я все же пришел к неутешительному выводу, что должен снова влезть в чужую шкуру.

Тянуть с неприятными делами я не любил, поэтому в ту же ночь, говоря языком оборотней, самым настоящим образом перекинулся.

Боль, как и в первый раз, была адской, но, к счастью, не слишком продолжительной. Не успел я как следует разинуть рот для громкого вопля, как загодя предупрежденный хвост проворно всунул туда золотую монету, а умненькие нуррята подтащили поближе целую горсть серебра.

С этаким допингом процесс смены формы прошел гораздо легче, чем в первый раз, и я даже сознания не потерял, когда чужие воспоминания повторно рухнули на мои плечи, будто упавшая с неба бетонная плита.

Ощущать себя стариком все еще было мерзко. Чувствовать, как ворочается под старыми тряпками стремительно заживающая плоть, и того хуже. Когда процесс окончательно завершился, и я смог кое-как подняться на отчетливо поднывающих ногах, мне захотелось сразу и помыться, и наесться, и как можно быстрее выбросить из головы те пораженческие мысли, которые наводнили сознание Лурра в момент, когда он понял, что умрет.

Сделать это удалось далеко не сразу, поэтому в эмоциональном плане я снова хлебнул и горечи, и досады, и разочарований. Когда же у меня получилось отделить чужие переживания от своих, и я обрел твердую уверенность в том, что я – это я, а все остальное мне только кажется, стало полегче. А когда обеспокоенный моим самочувствием нурр рискнул посвоевольничать и отрастил в новой форме хвост, которым и попытался меня утешить, я окончательно успокоился. В какой-то степени мне даже стало смешно. И одновременно грустно от мысли, что лицезрение именно этой части моего тела помогло вернуть душевное равновесие.