Ярослав Гжендович - Конец пути

Было это время, что тянулось бесконечно, но была это и величайшая из осад. Несколько раз я видел, как огненные корабли разлетались с грохотом — Ульф утверждал, что или король Змеев, или кто-то из его Деющих сумел заклясть их именем богов, что зажигало все драконье масло зараз.

Кроме того, когда я стоял рядом с ним на башне около барабана, видел, как он протягивает руки, словно указывая направление атаки с обеих флангов, и одновременно что-то упрямо бормочет на своем гудящем и потрескивающем языке. Казалось, ему нужно для этого немало сил, он прикрывал, бормоча заклинания, глаза, на висках проступали вены, а по лицу тек пот. Позже он начинал выкрикивать слова, повторяя их раз за разом со все большим нажимом. Я не знал, что оно должно вызвать, но однажды увидел, как все наши снаряды, что как раз ушли в воздух, начинают сворачивать, собираться, словно птичья стая, создавая один ком огня, камней и железа, а потом все вместе падают на одну галеру, разнося ее на куски.

В другой раз он кричал на идущий в сторону порта корабль, повторяя: « Temmata perkele naula!», — пока я не заметил, как большой «скорпион» на его носу подскакивает при каждом выстреле и вдруг, выбросив очередной снаряд, вырывается задней частью с палубы, ломая доски и разбивая нос корабля. Галера начала набирать воду и повернула в открытое море, а за ней и остальные, оставляя на произвол судьбы тонущих моряков, кричащих в воде среди разбитых досок.

В другой же раз наш большой требушет на опорной стене без видимых на то причин разлетелся при выстреле, давя несколько человек и разбрызгивая зажигательный снаряд на стену под собой.

Это были немногочисленные случаи, когда я видел нечто странное, связанное с силой имен богов, но в остальном продолжалась обычная, кровавая, но совершенно естественная осада. Война, в которой убивали метаемые машинами снаряды и огонь.

Однажды среди обычных снарядов, метаемых в нас флотом Змеев, оказались большие сосуды, что разбивались о стены и улицы на мелкие кусочки, разбрасывая во все стороны отвратительно воняющие останки людей и животных. Я полагал, что это, скорее, неприятно, чем опасно, однако Ульф и Фьольсфинн оказались этим потрясены сильнее, чем зажигательными снарядами, и сразу же послали наффатунов, чтобы те облили все те места драконьим маслом, а через какое-то время приказали открыть шлюзы и смыли горящие останки в море. Наши Песенники даже поссорились из-за этого, выкрикивая слова, которые звучали, как «инвайранмен», «айкологхи» и «фокен лор».

Только какое-то время спустя Ульф пояснил, что в таких гниющих останках могут жить невидимые глазу червячки, которые — суть духи болезней, а зараза в осажденном городе — это «факен конец».

В остальном же мы выходили на службу, возвращались в Верхний Замок, где ели, мылись и пытались спать. Мы редко делали что-то вместе — я имею в виду Ночных Странников. Когда осада начиналась, мы надеялись, что станем выходить за стену, чтобы убивать предводителей Змеев или уничтожать их машины. Но они находились на море, и несмотря на частые атаки, так и не сумели высадиться на пляжах восточного побережья. Мы же сидели за стенами. Потому у каждого была служба на одном из участков, и мы редко виделись. Однажды Грюнальди даже сказал, что хотел бы, чтобы Змеи высадились на острове, потому что тогда, по крайней мере, до них можно было бы добраться.

А потом все изменилось.

Пришло странное время, которое я помню, как помнится бред после тяжелого жара. Время ужаса и темноты. Расскажу об этом так, как сумею, хотя предпочел бы позабыть. Но то, что случилось в Ледяном Саду, должно быть рассказано.

Однажды, во время не слишком ярого штурма, обычного, когда флот плевал в нас снарядами, а мы стреляли по ним, мы увидели паруса на юге. Я тогда стоял у барабанов и совершенно бездумно вместе с другими начал отбивать сигнал: «Паруса с юга, паруса с юга!» А потом до меня дошло то, что это значит. Масса крохотных пятнышек обсела горизонт, появлялись там все новые, но прошла по меньшей мере большая водная мера, прежде чем мы увидели флот во всей красе. Были это большие корабли, шли они в несколько шеренг, под парусами и на веслах. Я знал их. Знал звук рогов, которыми они переговаривались, знал знаки на красным флажках, что бились на вершинах мачт. Подземное Лоно.

Пришел Амитрай.

С ровным движением рядов весел, с глухим стуком барабанов, задающих ритм гребцам, прикованным к веслам, прибыл флот Праматери. Шли корабли с широкими бортами, режущие воду окованными таранами, торчащими перед носом, с раздутыми квадратными парусами, с палубами, полными воинов. Один за другим.

Я смотрел с остальными с опорной стены — в молчании и ошеломлении, а корабли близились, становясь в длинные ряды и спуская паруса. Флот Змеев ответил хором своих мрачных рогов, «волчьи» корабли стали поворачивать в сторону строя амитрайских галер, тоже становясь в несколько шеренг. Пару ударов сердца я тупо смотрел на корабли, крохотные отсюда, словно зернышки, пока до меня не дошло, что я — один из немногих, который знает, на что именно я смотрю.

Я подошел к барабану и взял палки.

«Это Амитрай! Это Амитрай! Две флотилии Северного флота! Тимены из Нагдилии и из Уйгарабада!» — выстучал я, а через миг барабаны по всей крепости ответили:

«Филар, на башню!»

Я несся по улицам еще более пустынным, чем прежде: весь Сад погружен был в ужасную тишину, с которой я не сталкивался вот уже многие недели. Я слышал только стук копыт моего коня по каменным улицам и даже крики морских птиц и плеск воды в каналах. Словно я оказался один во всем Ледяном Саду — и так-то я себя тогда чувствовал: будто все, кроме меня, уже умерли. Вид кораблей Праматери объял меня страхом. Естественно, страх за эти недели осады стал чем-то привычным, я с ним пробуждался и засыпал, ел его и пил. Страх перед каменным шаром, летящим с такой силой, что может разбить стены или разорвать человека в клочья, страх перед вьющимся оранжевым огнем драконьего масла, прожигающим навылет все, чего только он коснется. Но это был страх, ставший привычкой. А то, что я почувствовал, увидев паруса Северного флота, было другим. Словно страх перед проклятием или демоном. Я чувствовал, что на каком-то из тех кораблей стоит Нагель Ифрия, спрятавшись под свой красный пустынный плащ, со странным белым лицом, укрытым капюшоном, и казалось мне, что она прибыла именно за мной. Я одновременно чувствовал гнев и желал ее убить, но не знал, как я мог бы это сделать.

Когда я добрался до башни, то застал там обоих, Ульфа и Фьольсфинна: они стояли, опершись о зубцы, глядя на флот, разворачивающий ряды.

— …Было бы чудно, но я бы на это не рассчитывал, — говорил Ульф. — Твои коллеги не столь глупы. По крайней мере, сложению они обучены. Какие у них были отношения?