Ярослав Гжендович - Конец пути

Я не мог понять, в чем тут дело, но правдой было и то, что, высади они меня в устье реки, я бы все равно не знал, что делать дальше и куда идти. Будь это первая река с запада в землях Побережья Парусов, я мог бы ждать там своих людей, но кто знает, как долго это продлилось бы. И что я должен там делать? Месяцами сидеть на песке? Возможно, я мог бы жить в шалаше и ловить рыбу, но вдоль реки и по ее течению тянулся торговый путь, дальше к западу были поселения, и не прошло бы много времени, прежде чем кто-нибудь стал бы мне надоедать. К тому же шла осень, а за ней — зима. Я знал, как здесь выглядели зимы, и не хотел встретить ее в халупе из веток и камыша. Пока что я не встречал здесь городов, но, казалось мне, что бы ни называл этим словом Собачья Тень, там легче будет найти огонь и пристанище, чем на засыпанной снегом пустоши над замерзшей рекой.

Потому я остался в своем гамаке под палубой, где в железной миске на цепях рдели угли, а еще оставил за собой право на хлеб и миску горячего супа из котла.

Но более всего беспокоило меня то, что я был Носителем Судьбы. Я добрался до конца пути, в который отправил меня отец, — и все еще нес груз судьбы всех кирененцев, которая, если верить Мраку, оставалась тонкой, словно паучья нить. Слепой случай вел меня в Ледяной Сад, чем бы это место ни было, и потому я решил ему подчиниться. Так вела меня моя тропа — и я шагал по ней.

Все время я опасался, что снова попаду в неволю, обманутый наивной сказкой, в которой я впустую искал смысл, но с этим-то поделать я мог немногое.

Через пару дней мы прибыли на остров, где стояло рыбацкое поселение, а весь берег завален был огромными костями морских чудовищ. Их складывали в высокие кучи, каждую разновидность — отдельно, а местные жители строили из них каркасы своих домов и лодки. На пристани стояло немало кораблей с высокими бортами, не похожих на тот, на котором я приплыл. То и дело появлялся новый, волоча за собой следующую тушу с длинной шеей и хвостом, покрытым шипастым панцирем; в мелких водах залива суетились люди, которые при помощи клинков на длинных рукоятях резали чудовище на куски; на каменистом пляже горели костры, а в них охотники в железных котлах вытапливали куски белого жира, вырезанного из тел, а весь залив был красен от крови, словно там шла страшная битва, а над всей пристанью вставал жуткий запах горелого мяса, падали и вытопленного сала. Над всем этим носились, отчаянно вопя, стаи морских птиц, а в водах за рифами роились хищные рыбы, некоторые — подлиннее корабля, с зубастыми пастями: их привлекал запах крови.

— Если, по-твоему, это — место чудес, которых не найдешь нигде в мире, — сказал я Собачьей Тени, — то тебе стоит побольше странствовать.

Он засмеялся и обозвал меня глупцом.

— Ледяной сад — иное. Здесь просто рыболовецкая пристань охотников на плоскуд. Сад же весь выстроен из сверкающего камня, в нем сто башен и зубчатые стены, встающие выше, чем ты можешь задрать голову. Вот только его непросто найти среди диких вод, островов и рифов. Потому мы приплыли сюда за проводником. Говорят даже, что остров, на котором стоит Сад, плавает — потому-то его непросто найти.

Нашим лоцманом был мрачный одноглазый моряк, торговавшийся с обитателями поселения за груз бочек топленого жира и за большие шматки бело-красного мяса.

Он пользовался здесь большим уважением, потому что платил живым серебром, монетами с отчеканенным символом дерева с раскидистыми ветвями, а его увешанные оружием люди, похоже, пробуждали не меньшее уважение. Длинная цепочка грузчиков шла по помосту на его корабль, похожий на наш, но лучше сделанный; они катили бочки с маслом и тянули огромные куски мяса.

Арвин Собачья Тень поговорил с ним, после чего одноглазый с двумя воинами сел на наш корабль и внимательно осмотрел все. Спустился в трюм, оглядел воск и железо, уложенное вместо балласта, а потом спросил о людях.

— У того молодого на руке — знак свободы, — сказал, показывая на меня. — Лучше бы тебе не везти людей силой. Помни, что в Саду за торговлю невольниками наказание — смерть. Ты получишь возврат средств за перевоз добровольцев в город лишь в том случае, если они плывут по своей воле, — а потом добавил громким голосом. — Кто желает, может сейчас сойти с этого корабля. Получит деньги, чтобы оплатить себе место в одном из кораблей, что приплывают сюда за морским маслом, и сможет вернуться на Побережье, я же вычту это с тебя, Арвин, если хочешь и дальше торговать с Ледяным Садом. Потому что ты ведь знаешь, какие правила у этой торговли.

Однако никто не воспользовался этой возможностью, поскольку все, кого Арвин заманил на свой корабль, были одинокими путниками, и если даже была перед ними некая цель, то, похоже, не срочная. К тому же все решили, что стоит проведать город ста башен, который заплатит им серебром только за то, что они там появятся.

Наконец купец заявил, что мы можем плыть за ним, следя за его парусом с символом древа, и таким-то образом мы попадем в Ледяной Сад.

Когда на третий день пути я увидел город на рассвете, и свет лег розовым блеском на сверкающие базальтом крыши и башни, я был совершенно очарован. Крепость выглядела совсем по-другому, чем остальные города и укрепленные поселения, оставленные позади, в Амитрае. Другими были крыши, шлемы башен, короны стен, формы домов. Ледяной Сад, виденный с моря, казался более сомкнутым, игольчатым и твердым, чем все города в моей стране. Он словно свернулся в клубок, как готовый к нападению дракон или закованный в железо отряд тяжелой пехоты, закрывшийся со всех сторон щитами, закрытый куполами шлемов и ощетинившийся копьями.

У нас все было ниже, шире и массивней. Казалось вылепленным из глины — по сути, так-то оно и было. Наши дома были цвета песка и охры либо сияли ослепительной белизной известняка. Крыши были плоскими, потому что на них кипела жизнь. Улицы — узкими, чтобы всегда тонуть в тени, а представительные проспекты обставлены были колоннадами, чтобы спасать прохожих от солнца. Там, в Маранахаре, Ярмаканде или Кангабаде, города строили, принимая во внимание солнце. Они должны были приносить тень. На плоской крыше можно было рассчитывать на освежающий порыв ветра. В тени улицы — скрыться от жары. В темном доме, за толстыми глиняными стенами с немногими узкими окнами, можно было найти толику сохранившегося ночного холода. Стены наших городов были куда ниже, но толще и массивней, ровно как их донжоны и барбаканы. Выкладывали их узорами из разноцветных керамических плиток, строили из многих слоев — тяжелых пористых и твердых жестких, чтобы выдерживать удары снарядов; их венчали изукрашенные края стен в форме полумесяцев или полукруглых холмиков, но вот уже столетия никто не штурмовал эти стены. Наши города хвастались стенами, но они не были им нужны. Охраняла их невидимая стена императорской армии, тянущаяся между квадратными гарнизонными крепостями, рассеянными по всей огромной стране. Тименами пехоты, кавалерии и боевых колесниц, которые могли по одному кивку поднять железную стену из щитов, машин и клинков, где бы оно ни понадобилось. Крыши государственных домов венчали буйволовы рога — в память о шатрах кочевников, всюду развевались острые флажки, напоминающие о существовании власти. Наш город раскидывался вширь, тяжело и неподвижно, как отдыхающий степной кочевник, ни на миг не откладывающий оружия. Оружие занимало всю территорию и говорило: «Я здесь правлю». На него смотрели и думали: «Власть».