Ярослав Гжендович - Конец пути

Жрец отступил и показал окровавленные ладони, но в них ничего не было. Н’Деле бессильно свисал на цепях, но он был жив, я видел, как двигался его живот, когда он дышал. Посредине груди у него было три кровоточащих пореза, больше ничего.

— А теперь, парень, расскажу тебе о жаловице. Знаешь, что это такое? Это морская тварь. Выглядит, как подводный цветок. Посредине у нее голова размером с голову вола, окруженная глазами, пылающими чудесным разноцветным светом. Вся она сверкает, как огромный лампион. У нее есть плавники, легкие, словно перья, а внизу — венчик щупалец, как у кальмара, с крючками. Вокруг зубастой пасти, в которой может поместиться половина овцы, у нее длинный клубок движущихся волос, толщиной с пучок подводной травы, а на концах они становятся тоньше. Это при помощи этих волос жаловица убивает морских созданий, чтобы потом рвать их крючками на щупальцах. И знаешь, что самое интересное? Яд. Легчайшее прикосновение такого пучка впустит в тебя яд, что похож на жидкий огонь. Зверь, чудовище или человек, который попадет в ее щупальца, умирает в страшных муках. Даже самые большие плоскуды и другие морские твари сбегают, едва только почувствуют в воде запах цветов, который распространяет жаловица. Да. Именно потому, парень, бойся жаловицы, несмотря на ее красоту и привлекательные цвета, которым множество морских тварей не могут сопротивляться, хотя и знают, что их ждет, знают об этом ужасном конце. Но, но… Впрочем, у меня же есть тут одно щупальце. Я тебе покажу.

Он сунул руку в стоящий на скале деревянный сундучок и вынул нечто, выглядящее как короткая палка или корабельный мачтовый нагель. Предмет сверкал полированной сталью, но кончик его оказался лишь металлической втулкой, которую жрец снимал очень осторожно. Внутри оказалось нечто, напоминавшее тесно сплетенный моток веревки, вот только веревка эта сверкала странным зеленовато-красным отблеском. Жрец повернул ладонь, направив жгут вниз, и тогда моток расплелся, щупальце развернулось и начало удлиняться, сверкающее и скользкое на вид, а кончик его делался все тоньше, опускаясь к полу и извиваясь, словно червяк.

— Взгляни, — сказал жрец гордо, словно показывая мне великое произведение искусства.

Чуть шевельнул ладонью и приподнял кнут. Щупальце со свистом растянулось на десять локтей, описало светящийся круг, после чего хлестнуло по телу Н’Деле и снова сократилось, возвращаясь в сторону рукояти.

Тело моего друга резко напряглось, а лицо его — с вдруг широко открывшимися глазами, оскаленным ртом и венами, что выступили на лбу, словно шнуры, — превратилось в жуткую маску. Н’Деле со свистом втянул воздух, после чего ужасно закричал.

Я никогда не слышал такого крика. Тот длился бесконечно, мне казалось, что от него должна обрушиться пещера. Я затрясся, словно от приступа болотной горячки, и внезапно всхлипнул. Не мог сдержаться.

Н’Деле внезапно выгнулся в цепях, но сразу же обессиленно повис.

— Это может воскресить мертвого, — пояснил жрец в тишине, но все казалось, что крик Н’Деле продолжает висеть под сводом. — И это еще не все. Яд жаловицы можно добыть, если знаешь как. Это опасно и трудно, поскольку тот должен быть взят от живого создания. Ты наверняка слышал о мастерах стекла из Ярмаканда. Они умеют получать стекло тонкое, словно волос или пузырек морской пены, — и толстое и чистое, словно бриллиант, а то и окрашенное в любые цвета.

Я лежал совершенно без сил, а звучный, успокаивающий голос жреца покорял меня, словно звуки флейты — спящую змею. Н’Деле свисал на цепях с опущенной головой, а все тело его била мелкая дрожь.

— Мастера стекла, — продолжал спокойно наш мучитель, — создают в своих стеклодувнях драгоценные кубки-украшения. Фигурки животных размером с женский ноготь, которые умеют ходить, словно живые. Лампы и кристаллы, позволяющие видеть то, что находится вдали, хрустальные воздушные колокольчики, играющие чудесные мелодии. Умеют заклинать в стекле имена богов и создавать деющие предметы. В искусстве их множество тайн, не могущих выходить за границы цеха. Если бы кто попытался выдать их тайну чужаку — любую: например, как окрашивать стекло, — его ожидала бы старая как мир кара. Стеклянная смерть. Та, которую принес бы ему один из мастеров их искусства.

Он сунул руку за пазуху и вынул кинжал с полупрозрачным, словно лед, клинком.

— Взгляни, парень. Вот стеклянная смерть. Кинжал со стеклянным острием, что входит в тело, словно сталь, но сразу же ломается в осколки. К тому же он пуст внутри и наполнен… чем? Угадал, парень. Это чистый яд живой, взрослой жаловицы. Сумеешь ли представить себе, что такое смерть, когда в грудь втыкаются стеклянные осколки, а яд наполняет вены? Верно. Не сумеешь. Никто не сумеет. Именно потому искусство мастеров стекла из Ярмаканда остается на их острове и никогда его не покинет.

Он подошел к Н’Деле и направил кинжал тому в грудь.

— Нет! — крикнул я испуганно. — Скажу все, что захочешь! Сделаю, что захочешь, не нужно этого!

— О да, скажешь. Естественно, скажешь. Но медленно. Впереди у нас длинный разговор, но пока что нас ждет ритуал жертвоприношения. От того, что сделаешь, будет зависеть, как умрет твой друг. В муках от яда жаловицы или быстро? Под кнутом, а затем со стеклянным клинком в животе, если будешь молчать или врать? Но сперва мы должны накормить Праматерь.

Он кивнул двум Отверженным, которые выступили из темноты. Те отстегнули не сопротивляющегося Н’Деле от рамы и поволокли его в темноту.

Удулай же по очередному кивку жреца пошел вглубь пещеры, где встал над колодезным отверстием, из которого бил помаргивающий отсвет и доносилась песня — хор нескольких высоких голосов. Брякнули цепи, сверху съехала кукла жуткого демона, и если бы я не был в таком вот состоянии, то наверняка бы испугался, но сейчас мне было все равно. Удулай потянулся между развевающимися полосами муслина и достал оттуда кожаную упряжь, а потом начал в нее облачаться.

Двое измененных отстегнули мою цепь и потянули меня, совершенно безвольного, по коридору вниз. У одного из стражников был высокий череп, покрытый сверкающей белой кожей и красными наростами, похожими на жабры, а второй вонял козлом и постоянно скалил серебрящиеся, словно сталь, зубы, торчащие из лишенного губ рта. Я подумал, что наверняка уже мертв и попал теперь в ад державы демонов, вот только еще не до конца это понимаю.

Меня отвели в пещеру, где я раньше молился, ту, с вырезанной в стене нишей для алтаря и статуей Праматери. Статуя, освещенная множеством светильников, сверкала от воды. Раньше она казалась бесформенной и едва напоминала человеческую фигуру, но теперь, подчеркнутая светом и подвижными тенями, выглядела пугающе, даже глаза ее всматривались, казалось, в людей, стоящих поблизости, с накрытыми головами и означенными темными полосами лбами. Был это довольно мрачный взгляд чего-то жутко древнего, что выползло из глубочайших пропастей, чтобы пожирать и требовать жертв.