Майкл Мэннинг - Мордэкай

Я полагал, что её лицо отечёт, пока будет залечиваться, и задумался, как она будет меня проклинать, когда проснётся. Она, наверное, не осознает, что именно я сделал, пока её нос не вернётся к своим нормальным размером.

Снова накрыв её, я тщательно подоткнул одеяло, как мог бы сделать с одним из своих детей. Затем я ушёл, и тихо закрыл за собой дверь. Снова оказавшись в главной комнате, я взял свой рюкзак, и оставил на столе несколько монет. Это было больше, чем два пенни, которые я обещал, но не настолько больше, чтобы создать ей неприятности.

Идти обратно в деревушку было недалеко, и, оказавшись там, я посетил дом женщины, которую встретил у колодца. Я погрузил её саму и её семью в сон, прежде чем войти. Внутри я довольно быстро отыскал сломанный котелок, и, используя заклинание, крепко приварил ручку обратно. Быть может, то был глупый жест, но я всё равно почувствовал себя лучше благодаря ему.

Её дом был не таким милым, как у Сюзанн, поэтому я оставил в котелке несколько монет, и поставил его на стол в передней комнате, тщательно избегая наступать на её спящих детей, лежавших вокруг него.

Затем я ушёл, и выбрался в лес, шагая без света. Волшебнику редко требовалось освещение для разбирания дороги. Отойдя достаточно далеко, я вытащил из рюкзака кусок ткани, и развернул его на голой земле. На ткани был нарисован узор телепортационного круга.

Используя ещё одно заклинание, я скопировал узор на землю под тканью. Когда я снова её поднял, чтобы упаковать обратно, на земле остался круг, состоявший из чистого света. Эта идея пришла мне в голову лишь недавно, но она делала создание новых кругов гораздо более быстрой задачей. Мне нужно было лишь добавить ключи, и круг будет готов к использованию. Это я проделал с помощью серебряного стило, вытащенного из мешочка у меня на поясе.

Основным недостатком было то, что этот круг просуществует лишь считанные минуты. Он угаснет вскоре после того, как я отбуду, но для моих целей это подходило идеально. Я предпочитал не оставлять никаких доказательств моего присутствия.

Шагнув в круг, я приготовился телепортироваться домой, а затем на секунду замер. Что я скажу Пенни? Я возвращался позже, чем обещал, и, что хуже, я уже поел. Я похлопал по своему животу. Тот был немного больше, чем был в мои более молодые годы.

— Тут, наверное, есть ещё место для добавки, — объявил я деревьям.

Если я съем достаточно, то она, возможно, не осознает, что я совершил акт кулинарной неверности.

Когда я добрался до дома, она ждала меня. Не прямо у дверей, но магическим взором я увидел, как её голова повернулась, когда я вошёл внутрь. Узы с драконом дали моей жене исключительный слух, помимо всего прочего.

Пенелопа Иллэниэл сидела в гостиной, с чашкой чая на столе рядом с ней, и с книгой в руке. Она была не из числа людей, засиживавшихся допоздна, в отличие от меня, поэтому я понял, что ждала она меня.

Бросив шапку на вешалку, я повесил свою куртку, и поприветствовал её.

— Поздно ты, — сказала она, не поднимая взгляда от книги.

— Прости, — попросил прощения я.

Она не отрывала взгляда от страницы:

— А я готовила.

Я дёрнулся. Этого я ожидал, но мне всё равно стало неудобно. Как Графине ди'Камерон, моей жене редко выдавалось готовить дома, как это делало большинство женщин. То, что для них было ежедневной рутиной, для неё было удачной редкостью, особенно теперь, когда все наши дети снова были дома.

— Я всё ещё голоден, — солгал я.

Она подняла на меня взгляд:

— Уже остыло.

— Остывшее или нет, я обожаю всё, что ты готовишь, — ответил я.

— Лжец, — ответила она. — Ты не любишь мои пирожки с мясом.

Я пожал плечами:

— Ну, это справедливо, но я не люблю ничьипирожки с мясом, так что они не считаются.

Она начала вставать:

— Я тебе подогрею.

Жестом указав ей не подниматься, я направился в кухню:

— Я сам, дорогая. Ты оставайся здесь, а я к тебе присоединюсь.

— Тогда принеси мне ещё чашку чая, — сказала она мне. — На плите уже стоит чайник.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы набрать приличную тарелку еды, которую я ещё был способен доесть. Чай заваривался, пока я это делал, и прежде чем всё это принести обратно в гостиную, я набил себе рот ветчиной. Надежда была на то, что она решит, будто я ел, находясь на кухне, что поможет объяснить, почему моя тарелка не такая полная, как обычно.

Я вернулся, жонглируя своей тарелкой и двумя чашками чая — её и моей.

— Держи, милая, — сказал я, пытаясь говорить через набитый рот.

— Спасибо, Морт, — сказала она, забирая у меня чашку. — Однако тебе не нужно притворяться, что ты голоден. Я уже знаю, что ты поел где-то ещё.

Я одарил её лишённым всякого выражения взглядом:

— Что заставляет тебя так говорить?

Она постучала по своему носу.

Проклятые богами драконьи узы, надо было догадаться. Они улучшили не только её слух, но и все её чувства, не говоря уже о том, что давали ей невероятные силу и скорость. Графиня ди'Камерон являлась одной из самых смертоносных воинов в Замке Камерон, хотя и была обезоруживающе прекрасной.

— Я почуяла запах рагу сразу же, как только ты вошёл, — объяснила она. — Что там было, баранина?

Мне показалось, что кролик, но она, наверное, была права.

— Не уверен, — признался я. — Есть её я не хотел, но мне нужен был повод поддерживать беседу с поваром.

Она засмеялась:

— Очень в этом сомневаюсь. Ты редко встречаешь еду, которую тебе не хочется сожрать.

— Ну, пахла она хорошо, однако я догадывался, что сегодня ты будешь готовить, а твоей стряпне другие и в подмётки не годятся, — ответил я. Строго говоря, это тоже не было правдой. Пенни была отличной кухаркой, но в Замке Камерон была исключительная обслуга, включая поваров. Хотя я искренне предпочитал её готовку, в основном, я не мог утверждать, что у неё всегда получалось лучше, чем у профессионалов, кормивших весь замок.

— Ты — порочный человек, Мордэкай Иллэниэл, — ответила она с блеском в глазах. — Когда только ни раскроешь рот, постоянно и беззастенчиво мне льстишь своими сладкими речами.

Я ответил, жуя большой кусок хлеба, который, наверное, два часа тому назад был гораздо вкуснее:

— Именно так я и заимел четырёх детей.

Пенни подняла бровь:

— Я тебе принесла только троих. Как твои сладкие речи дали тебе четвёртого?

Моя старшая дочь, Мойра, была приёмной. Мы вырастили её как близняшку нашего сына, который был биологически того же возраста.

— Я уговорил Мойру Сэнтир доверить мне её дочь, разве нет?

— Полагаю, ты прав, — сказала Пенни. — И чем твой бойкий язык одарил тебя этим вечером, помимо хорошего рагу из баранины?

Эти слова можно было бы счесть ревнивым вопросом, исходи они от другой женщины. Однако моя жена была не из ревнивых. У неё были недостатки, но ревнивость в их число не входила. Самым большим изъяном в Пенни был её постоянный страх за безопасность её семьи. За последний год она стала трястись над нами ещё больше.