Майкл Мэннинг - Война Бог-Камня

Зал был битком набит людьми. Когда мы восстановили замок, я приказал построить его с, казалось бы, более чем достаточным пространством, но в такие дни он казался тесным. Пенни часто говорила мне, что это было не так уж плохо. Если бы он был достаточно большим, чтобы все в него помещались во время крупных праздников, то в остальное время года он бы казался чересчур просторным. Она также полагала, что зал, которому «чуть-чуть» не хватало размеров, чтобы все поместились, создавал особое ощущение праздника. Что-то насчёт чувства сплочения.

Я был весьма уверен, что она просто-напросто ошибалась. Чёртово помещение надо было построить слегка больше. «Как только ты его расширишь, туда набьётся больше народу, и оно снова будет казаться слишком маленьким», — с пессимизмом подумал я про себя.

Стены были украшены цветами и гирляндами, а каменные полы были подметены, и покрыты свежей соломой и пахучими травами, что придавало залу приятный запах. Всё казалось ярким и прекрасным, что представлялось мне ироничным, учитывая тот факт, что мы, по сути, праздновали эпических масштабов резню. «Хорошо, что я устроил ту бойню весной. Раньше у нас не было в это время года хороших праздников», — горько подумал я про себя.

На моё плечо легла ладонь, вырвав меня из задумчивого состояния. Бросив взгляд, я увидел, что на меня смотрела Пенни. Она лучше всех умела распознавать моё настроение. Её молчаливое касание и знающий взгляд передавали мне её сочувствие, а также мягкое «завязывай с этим». Её сочувствие имело пределы — если бы я продолжил дуться, то она потом устроила бы мне взбучку.

Я одарил её своей лучшей улыбкой, и встал, изо всех сил стараясь показывать теплоту и радость для всех тех взглядов, что теперь сошлись на мне.

— Я хотел бы поблагодарить вас за все приложенные вами усилия к тому, чтобы сделать этот праздник радостным, — громко сказал я, обращаясь ко всем собравшимся. — Как вы знаете, в этот год у нас есть больше поводов для беспокойства, чем в прошлые, но я уверен, что если мы продолжим работать вместе, то минуем этот кризис так же, как это случилось в день, ставший поводом для этого праздника. Прежде чем мы начнём пир и возлияния, у нас будет наш традиционный первый тост, который в этом году по собственной инициативе произнесёт наша добрая Леди Роуз. Если подавальщики соизволят принести вино, мы можем начать!

Двери в кухню открылись, и обслуга начала циркулировать по помещению, неся кувшины вина, наполняя каждый кубок. В этот момент Пенни тронула Мойру за плечо, и моя дочь поспешила прочь из помещения. Мэттью завистливо посмотрел ей вслед, а Коналл понятия не имел, что происходит. Маленькая Айрин была в яслях. Я бросил взгляд на Пенни вопросительный взгляд.

— Она — за твоим кубком для пира, — сказала она в ответ на мой немой вопрос.

— А-а, — сказал я, внезапно поняв. Я праздно наблюдал за движением Мойры своим магическим взором, слушая вполуха вступительную речь Роуз. В кухне мою дочь встретил Питэр, передавший ей маленький серебряный поднос, на котором стояли бутылка вина и два серебряных кубка. По её осанке я понял, что такая ответственность её очень волновала, и Питэр погладил её по голове, осторожно передав ей поднос. Я заметил, что когда она ушла от него, Мойра ненадолго остановилась за дверью. «Маленькая плутовка, она только что тайком отпила из моего кубка!». Я не смог удержаться от улыбки. Какой ребёнок откажется попробовать на вкус напиток своего родителя? Я почувствовал, как её лицо сморщилось от отвращения после сделанного ею глотка.

Когда Мойра показалась из кухни, и приблизилась к столу, Роуз указала на неё жестом:

— В качестве жеста мира и доброй воли, даже когда мы вспоминаем тот кровавый день, Король Николас был достаточно любезен, чтобы даровать нам бутылку Далэнских Инстритов — одного из лучших и, после войны, редких сортов вина из Гододдина. Хотя на всех нас не хватит, наши добрые Граф и Графиня воспользуются этим вином, чтобы произнести тост, утверждая установившийся между двумя нациями мир.

Вынужден был отдать ей должное… Роуз знала, как управляться с толпой. Её искусная речь заставила принять задумчивое выражение большую часть лиц в толпе, хотя я всё же услышал, как в задних рядах кто-то пробормотал про «чёртово гододдинское вино». Мойра приблизилась ко мне с выражением серьёзной сосредоточенности, твёрдо намереваясь не пролить вино, стоявшее перед ней на подносе.

— Я принесла тебе вина, Отец, — сказала она, ставя поднос на стол. Показным движением, которое она, наверное, репетировала, Мойра взяла первый кубок, и протянула его мне: — Этот — для тебя, Отец… а этот — для тебя, Матушка, — объявила она, передавая нам кубки. Когда мы их взяли, она сделала реверанс, и пошла назад, чтобы встать на своё место рядом с Пенни. Моё сердце раздулось от гордости при виде того, насколько изящно она себя ведёт на людях.

Голос Роуз величаво возвышался по мере того, как она говорила, подчёркивая её движения, когда она подняла свой кубок:

— Поднимем кубки, за мир и за память… за тех, кто пожертвовал собой, чтобы мы могли быть здесь сегодня, за пролитую ради нас кровь, и за потерянные жизни! Поднимем кубки, чтобы мы никогда не забыли цену мира, которым мы сейчас наслаждаемся! Поднимем кубки за человека, который продолжает нас защищать, и выпьем, зная наверняка, что мы будем защищать его самого и его честь до конца! Выпьем же за нашего наиблагороднейшего лорда, Графа ди'Камерон, Мордэкая Иллэниэла!

Когда её речь достигла крещендо, её взгляд встретился с моим, и я с удивлением увидел слёзы у неё на глазах. Взглянув мимо неё, на Дориана, я заметил, что и его глаза тоже увлажнились. Я почувствовал себя недостойным такой преданности в их взглядах, но куда бы я ни повернулся, я везде видел её отголосок… даже на лицах моей собственной семьи. Оглушающий рёв, когда все мужчины и женщины в зале согласно закричали, пересилил даже моё изнурённое сомнение в себе.

Меня окатила волна любви и привязанности людей, которых я так упорно старался сохранить и защитить, и пробрала меня до слёз, когда я ответил на их жест своим собственным. Подняв кубок, я выпил его за один долгий глоток, прежде чем отставить его в сторону, и уставиться на толпу людей, моих людей.

— Я этого не заслуживаю, но благодарю вас всех от всего сердца, — ответил я им, хотя сомнительно, чтобы меня услышал кто-то кроме тех, кто был ближе всего. От эмоций у меня встал комок в горле.

Вернувшись на своё место, я махнул всем, чтобы садились. Я усердно игнорировал улыбки моих друзей, утирая слёзы, и притворяясь, что ищу взглядом еду. Моя задача осложнилась тем, что сначала Пенни, а потом каждый из моих детей настаивали на том, чтобы расцеловать меня в щёки. «И люди ещё удивляются, почему я ненавижу этот чёртов праздник».