Майкл Мэннинг - Бесшумная буря

Тирион улыбнулся:

— Я сделал каждый из них внутри треугольника, чтобы можно было легко состыковывать их во время начертания. Эту часть ты поймёшь лучше, когда я объясню чародейство.

— А это — не чародейство?

— Нет, это — просто руны. Чары строятся из них, но если они не сбалансированы друг относительно друга с надлежащей геометрической точностью, то долго они держаться не будут. В итоге получится нечто, по сути являющееся очень сильным, долговечным заклинанием, такие заклинания я называю «уордами», но если их правильно состыковать, то они становятся перманентными, и гораздо более могущественными. Это и есть чародейство, — объяснил он.

Она с минуту обдумывала его утверждение, рассматривая татуировки у него на руках:

— Значит, это — уорды, поскольку они не перманентны?

Он покачал головой:

— Не совсем. Это — незаконченные чары. Поскольку я не хочу постоянно ходить с силовыми клинками на руках, или со щитом на всём теле, я оставил их незавершёнными. Я привожу их в действие, создавая завершающий символ примерно так же, как только что чертил их в воздухе. Заканчивать их действие я могу, убирая завершающую руну, когда они мне больше не нужны.

В глазах темноволосой девушки засветилось редкостное понимание. Тирион почти мог видеть, как её разум работал, раскладывая объясняемые им концепции по полочкам. Это заставило его гордиться, однако эту гордость он оставил при себе.

— Но они не обязательно должны быть на коже, так ведь? — задумалась она вслух.

— Нет, они могут быть на любом предмете, как я сделал с камнями этого дома, или с дверьми. В этих случаях обычно можно сделать их завершёнными и перманентными, — ответил он.

— Тогда почему бы тебе не наложить свои защитные чары на броню, а чары клинка — на меч? — спросила она.

Тирион кивнул:

— Я бы так и поступил, но когда я их делал, я был нормальным рабом, как ты сейчас. Ши'Хар не позволяют на арене ничего кроме твоего тела — ни оружия, ни вещей, ничего внешнего.

Бриджид немного подумала над этим, прежде чем указать на нижнюю часть его левой ноги:

— А эти что делают?

Он нахмурился:

— Это — просто часть защитных чар, покрывающих моё тело.

Она покачала головой:

— Нет, не те, что на коже, а те, что внутри, на кости.

Тирион пожал плечами, скрывая своё удивление. Он не ожидал, что она будет смотреть так глубоко. Руны, выгравированные на кости его голени, были неактивны, и их трудно было увидеть, если только не искать их намеренно. Спокойным голосом он произнёс:

— Это — эксперимент. Я им никогда прежде не пользовался. Почему ты смотрела мне под кожу?

Бриджид честно ответила с гладким лицом:

— Разве ты не изучаешь своих врагов? Ты же этому нас учил. «Изучай врага, изучай его полностью, чтобы найти его слабости или скрытые сильные стороны».

От этих слова по его спине прошла лёгкая дрожь. Она изучала его, чтобы убить. Глядя на прекрасную девушку, он думал: «она — несомненно моя дочь».

— Давай-ка вернёмся к насущной теме, — настойчиво сказал он. — Надо начать татуировку. Руны буду объяснять по ходу дела.

Она кивнула.

— Я могу заблокировать нерв твоём плече, чтобы остановить боль…

— Нет, — ответила она. — Не делай этого.

— Почему нет?

— Боль — моя, — ответила она. — Она поможет напомнить мне обо всём, чего ты заслуживаешь.

На татуировки ушло два с половиной дня. Несмотря на свою решимость, Бриджид всё же шипела от боли, пока они работали, и время от времени кричала. Она ругалась и говорила такие вещи, которые, как он знал, не были бы позволены, будь она всё ещё дома — но в Албамарле он не видел никаких причин подвергать её слова цензуре.

Зачем утруждать себя попытками заставить её говорить прилично, когда она обучалась, чтобы стать убийцей?

По мере того, как они работали, силы возвращались к Бриджид, но он знал, что она не оправится полностью к тому времени, как настанет день битвы на арене. Тирион надеялся, что наручных клинков хватит, ибо для защитных татуировок времени у них совсем не хватало.

Пока он работал над её руками, у них развилось некоторое подобие близости — узы, рождённые болью и проведённым вместе временем. Раз или два он видел, как она снова улыбалась между гримасами боли, когда шутила над своими ахами и взвизгиваниями. Казалось, будто время от времени она забывала злиться.

Улыбки были хуже всего, ибо они напоминали ему о счастливой девочке, которой она когда-то была.

В какой-то момент она вдруг осознала, что смеётся над одной из его тёмных шуток. Яркие глаза и сверкание белых зубов сопровождали лёгкий звук смеха, а потом она резко остановилась, закрыв рот, и опустив взгляд, будто что-то забыла.

— Тебе не обязательно это делать, — сказал он ей. — Тебе не повредит немного расслабиться. Тёмные мысли будешь думать, когда придёт время.

— Я тебя не понимаю, — без предисловий сказала она.

Тирион сочувственно кивнул.

— Когда я сюда пришла, ты был именно таким, каким она мне тебе описывала. Всё, что ты делал, идеально совпадало с её описаниям, но теперь ты кажешься другим, — объявила она.

— Чьим описанием?

— Моей матери.

Брэнда Сэйер — теперь стало ясно. «Брэнда Толбёрн», — мысленно поправился он. Тирион мог лишь вообразить, что она сказала своей дочери об обстоятельствах её зачатия и рождения.

— Она сказала, что ты был эмоционально неустойчивым, агрессивным и кровожадным, — добавила темноволосая девушка.

— Это определённо так, — согласился он.

— Никто из остальных не знал, что думать. Некоторые так никогда и не узнали ничего о твоих действиях от своих родителей. От них это скрывали, будто какую-то тёмную тайну. Матери некоторых из них лгали, как у Эммы и Абби. Говорили детям, что те были плодом тайных увлечений, но мне Мама сказала правду.

Бриджид говорила так, будто пересказывала что-то из книги, что-то, что она много раз себе повторяла.

— Давай, — сказал он ей. — Говори.

— Ты сделал ей больно, бил её, пока она не позволила тебе получить то, что ты хотел. Так ведь?

Эти слова были больнее, чем он ожидал. В том, что она рассказала это Бриджид, была некая ирония, поскольку Брэнда была единственной женщиной, которую он неизнасиловал. Тириону подумалось, что ей было легко солгать, и практически необходимо это сделать, чтобы не потерять уважение дочери. Однако теперь Брэнда была мертва.

«Что она сделает, скажи я ей правду?» — задумался он. Тирион сомневался, что она ему поверит. Она не могла — такая мысль подорвёт всё остальное, во что она верила, и если это случится, то она, возможно, потеряет настрой, необходимый, чтобы убить Хэйли. «Лучше позволить ей эту ложь», — подумал он. «Никому не следует ненавидеть собственную мать».