Майкл Мэннинг - Торнбер

Большая часть объектов представляла собой всякую всячину, которую Мордэкай, а иногда и Мэттью, создал себе на забаву. Грэм взял одну из своих любимых — пару деревянных шариков, которые, не будучи соединёнными физически, тем не менее не могли отрываться друг от друга более чем на полтора фута. Они были тяжёлыми, весом примерно в фунт, если он держал их в разных руках, но как только он отпускал один из них, шарик повисал в воздухе, будто не имея веса.

Грэм поместил их перед собой в воздухе, и начал мягко бить по ним лопаткой. Первый шарик полетел прочь в одном направлении, пока не достиг конца своей невидимой привязи. После чего дёрнул другой шарик за собой, и они начали вращаться вокруг друг друга, дрейфуя с половиной первоначальной скорости. Обойдя их, Грэм сильно ударил по одному из них, заставив его резко улететь в другую сторону, и сдёрнуть парный шарик с его предыдущего пути.

Он развлекался так несколько минут, пока не услышал голос Мэттью:

— Тебе следует оставить их себе. Они всегда были у тебя самыми любимыми. — Вдвоём они часто делились вместе пользовались странными игрушками, которые получал Мэттью.

— Тебе их твой папа дал? — спросил Грэм.

— Не, я их сам сделал. Один из моих первых проектов. Могу сделать ещё, — объяснил его друг.

Грэма охватило сильное искушение.

— Спасибо, но я думаю, что мы оба из этого выросли.

— Ну и иди нахрен, — с полуулыбкой сказал Мэттью. — Я собирался прям щас сделать ещё одну пару. Мне всё ещё нравится возиться со многим из этой рухляди.

— Ладно, я их возьму, — объявил Грэм. — Хотя бы для того, чтобы заставить тебя больше работать. — Он поймал один из шариков рукой, и стал наблюдать, как другой шарик немного покружил вокруг первого, после чего его тоже остановил, и засунул пару в карман своего камзола. — Чего ты хотел? — спросил он.

Лицо Мэттью стало серьёзнее:

— Насчёт вчерашнего…

— Забудь, — сказал Грэм. — Я просто рассердился.

— Ага, я понимаю, но у меня появилась идея… — сказал его друг.

Грэм покосился на Мэтта.

— …насчёт того, что ты вчера сказал… — начал молодой волшебник. Руки Мэттью двигались, пока он говорил, и казалось, что они всегда вот-вот что-то столкнут, хотя до этого так дело и не доходило. — …насчёт того, что ты думал, будто волшебник может что угодно…

Грэм покачал головой:

— Ну, я знаю, что это не совсем правда…

— Дело не в этом, — перебил Мэтт. — Это заставило меня задуматься о тебе… и твоём папе.

— И?

— Ну, Папа всегда говорил, что твой отец был стоиком. Это было своего рода чудом, что он вообще сподобился изначально создать узы с землёй, но ему это каким-то образом удалось. Но задумался я не об этом. Твоя мать была нормальной, так что нельзя сказать наперёд, являешься ли ты стоиком, как твой папа, или у тебя есть какое-то испускание, как у твоей матери.

Как обычно, Мэттью начал разговор с середины того, что скорее всего было длинной цепочкой мыслей. Не помогало и то, что хоть Грэм и вырос среди волшебников, он на самом деле не понимал магию, не говоря уже о том, что такое «испускание». Грэм не потрудился попросить пояснений — он был в этой ситуации уже не в первый раз:

— Полагаю, ты хотел это к чему-то привести, — сказал он вместо этого.

— Нам следует выяснить, являешься ли ты стоиком, и если нет, то сколько у тебя испускания и ёмкости, — продолжил Мэттью.

— Ни черта не понимаю, о чём ты говоришь.

— О том, можешь ты использовать магию или нет, — сказал Мэттью.

— Я же не волшебник, — напомнил Грэм.

Мэттью покачал головой:

— Я не это имею ввиду. Дело не только в этом. Даже среди обычных людей есть много разновидностей. Некоторые, как твой папа, почти полностью мертвы для эйсара, в то время как другие имеют разное испускание и разную ёмкость. Например, Маркус Ланкастер обладал нормальной, низкой ёмкостью, но испускание его было весьма высоким, что сделало его идеальным направляющим для Миллисэнт.

— Ты бы только послушал себя, — прокомментировал Грэм.

— Ты хочешь узнать, каково это, быть волшебником, пусть только лишь на минуту?

Это зацепило внимание Грэма:

— Ты можешь это устроить?

— Возможно, — предложил его друг. — Если ты не являешься стоиком — в основном я хочу это узнать для одного проекта.

— Какого проекта? — с подозрением спросил Грэм. По тому, как Мэттью внезапно отвёл взгляд, он определил, что тот планировал нечто, способное привести к неприятностям.

— Твой меч.

Он странно посмотрел на Мэттью:

— Какой меч?

— Меч твоего папы, — с самодовольным видом ответил Мэтт.

— Который выставляется в Албамарле? — Грэм имел ввиду меч своего отца. Тот меч изначально принадлежал его деду, в честь которого Грэма и назвали, и был одним из первых мечей, зачарованных Мордэкаем. Главное здание Ордена Шипа в столице выставляло этот меч для всеобщего обозрения. Они попросили Леди Роуз подарить им сломанный двуручник, Шип, но она отказалась с ним расставаться, он был ей дорог как память.

— Нет. Шип, который сломан…

— Что бы ты ни думал, это — глупая затея. У меня были мысли о том, чтобы тайно купить меч, но вот этого она мне точно никогда не спустит. Шип она держит на стене у себя в спальне, на виду. Если бы я попытался тайком взять его, она мгновенно узнает…

Мэттью пренебрежительно махнул руками:

— Об этом я уже подумал. Она ничего не сможет сделать, если не будет знать, что он пропал.

— Она узнает, Мэтт! Она смотрит на него каждый раз, когда думает от отце. Не буду удивлён, если узнаю, что она снимает его со стены и спит с ним. Она им одержима.

— Волшебники могут что угодно, помнишь?

Грэм скорчил кислую мину:

— Прости. Я преувеличивал, но ты никак не можешь…

— Могу.

— Как?

Мэтт осклабился:

— Дай мне знать в следующий раз, когда вы все куда-то уйдёте, например — во время обеда. Я пропущу трапезу, скажусь больным, а потом прокрадусь в её комнату, и стяну меч. Вместо него я оставлю иллюзию на стене, чтобы она не…

— Этого мало, — парировал Грэм. — Я же сказал, она иногда его касается. Она может даже снять его со стены.

— Дай мне закончить, — укоризненно сказал Мэттью. — Я его принесу сюда, чтобы создать точную копию. Идеальной точности не будет, но с добавлением толики иллюзии я смогу сделать что-то, что она может трогать, и что будет выглядеть в точности как оригинал. Я снова проберусь туда, и заменю простую иллюзию копией, и после этого она никогда ничего не узнает. Нам нужно лишь двадцать четыре часа.

Грэм выглядел сомневающимся:

— Думаю, она его, наверное, трогает почти каждый день.

Мэтт кивнул:

— Ничего. Я позабочусь о том, чтобы у иллюзии был тактильный компонент. Это сойдёт, покуда она не попытается снять иллюзию со стены, по крайней мере — пока я не заменю её копией.