Майкл Мэннинг - Торнбер

Леди Роуз Торнбер сидела передней приёмной семейных апартаментов, которые делила со своим сыном и своей дочерью, Кариссой. Время было раннее, настолько раннее, что даже для жаворонков оно было чересчур, но для Роуз оно не было чем-то необычным.

Она осторожно прихлёбывала чай, чтобы не обжечь губы. Некоторые люди предпочитали пить первую чашку у окна, чтобы наслаждаться утренним солнцем, но она никогда себя не утруждала. Небо едва начинало светлеть ложной зарёй, когда она просыпалась каждый день — смотреть было не на что. К тому времени, как солнце покажется из-за горизонта, она уже допьёт свой утренний чай, оденется, и начнёт работать над ожидавшими её задачами.

— Утро, Матушка, — тихо сказал Грэм, входя в комнату.

Прошлым вечером он вернулся поздно, когда она уже легла, а теперь уходил до рассвета. Это показалось ей странным.

— Доброе утро, милый мой сын, — ответила она. — Куда ты направился столь рано?

— Подумал проехаться с утра верхом, — сказал он после почти неуловимого мига колебаний.

Лицо её не дрогнула, но внимание Роуз в этот момент резко сосредоточилось на её сыне. Его уклончивость была необычна, и отвлекла остальную часть её разума прочь от занимавших её повседневных мыслей. «Почему он лжёт?»

Она делала некоторые скидки на его возраст. В конце концов, ему было пятнадцать. Однако в отличие от большинства подростков, он пока почти ничего не пытался скрыть от своей матери. Он унаследовал от отца его чрезмерную честность, что, наверное, было к лучшему, поскольку врун из него был ужасный.

Однако это не имело бы никакого значения. Немногим людям удавалось лгать Роуз в лицо.

— Тогда обними свою мать, пока не ушёл, — сказала она ему. — Я могу тебя и не увидеть весь оставшийся день.

Грэм остановился, и повернул назад, сменив направление движения с лёгкой заминкой.

«Он надеялся пройти мимо меня, не подходя слишком близко», — осознала она, ставя свою чашку на приставной столик, пока вставала, чтобы его обнять. Сын охватил её одной рукой, держа свою правую сторону подальше от неё.

Она позволила ему выбраться из её объятий, но его действия сказали ей, куда смотреть. Когда он снова отступил прочь, она заметила синяки рядом с его правым запястьем, почти скрытые манжетой его рубашки. Теперь, когда она знала, что искать, она также заметила, что сама его кисть казалась слегка отёкшей.

Он был в драке.

Тут её разум пустился вскачь, просматривая прошлый день, а потом и позапрошлый. Ещё до того, как он отошёл на несколько футов, она сократила временной промежуток, в течение которого он мог заработать это ранение. «Вчера, после середины утра — тогда я видела его в последний раз», — подумала она, запоминая время. «Он шёл повидаться с Мэттью».

Мэттью она видела позже, и он был в порядке. Из драки с Грэмом он в целости бы не вышел. Это она знала точно — волшебником он был, или не волшебником. Драка была с кем-то другим, через некоторое время после этого. Она мысленно перебрала всех, кого видела за ужином вечером прошлого дня.

Левая ладонь Грэма была на дверной ручке, когда Роуз наконец заговорила:

— Мне нужно беспокоиться о Мастере Грэйсоне? — Её сон дёрнулся, когда это имя сорвалось с её губ.

— Прошу прощения? — невинно отозвался он.

Его реакция уже подтвердила её подозрение:

— Не строй из себя дурака, а то люди могут и поверить в этом, — ответила она, позволяя своему раздражению начать проявляться в голосе. Она почти сразу пожалела о своих резких словах, но не позволила себе показать слабость. — Я лишь хочу знать, нужна ли тебе помощь с тем, во что ты ввязался. Мне нужно что-нибудь сделать с Мастером Грэйсоном? Следует ли мне беспокоиться о твоей ране?

Лицо Грэма явным образом вытянулось. Он уже давно усвоил, что было почти невозможно скрыть что-то от острого взгляда его матери, и знал ещё в тот миг, когда она его остановила перед уходом, что она скорее всего догадается о его ране. Тот факт, что она начала с имени Чада Грэйсона, был удивителен, но он уже привык к её логическим умозаключениям. Он даже не утруждал себя попытками понять, как её ум до этого дошёл.

— Нет, Матушка, я не хочу, чтобы ты что-то делала с Мастером Грэйсоном, — ответил он, позволив своей горечи проявиться в его голосе.

— Следи за тоном, — предупредила она.

— Зачем, Матушка? Я никогда не смогу ничего скрыть от твоего интеллекта! — отозвался он, позволив своему голосу повыситься.

Лицо Роуз было спокойным, невыразительным — верный признак того, что он разбудил её гнев:

— Меня одурачить тебе, возможно и не следует пытаться, но если не научишься управлять своими эмоциями, то однажды обнаружишь, что твои враги используют их против тебя.

— И это важно, верно, Матушка?! Весь мир полон одними только врагами? Ты вообще слышишь, что говоришь? Тебе такая жизнь нравится — постоянно бояться, постоянно следить за тенями? — Лицо Грэма покраснело, и он совсем отбросил осторожность. За свои короткие пятнадцать лет он никогда так с ней не говорил, а раз уж он теперь переступил черту, то с тем же успехом может и высказать ей всё, что думает.

Её глаза сузились:

— Да! Это важно, очень важно в мире политики, в пире дипломатии! Однажды ты будешь Хайтауэром. Ты осознаёшь, что это значит?

Хайтауэр был самым важным из титулов Леди Роуз, она унаследовала его от своего отца, хотя её собственная фамилия теперь была Торнбер. По сути это значило, что она руководила городской стражей Албамарла, а также несла основную ответственность за логистику и снабжение всей армии Лосайона.

— Конечно же осознаю! Я только и слышу об этом от тебя и учителей! Однако я ничего не слышу о том, чтобы учиться мечу! Разве ты не думаешь, что человека, руководящего таким количеством солдат, следует научить хотя бы основам фехтования?

— Ты хочешь сказать, что я бы справилась лучше, если бы обучилась владению мечом? — холодно спросила она.

— Определённо нет. Ты и так слишком идеальна, Матушка, — с сарказмом ответил он, — но даже Дед учился быть солдатом до своего совершеннолетия. — Он имел ввиду её отца.

— И посмотри, чем это для него обернулось, — выплюнула она, её ярость начала подтачивать её спокойную внешность. — Его отравили! Навык владения мечом никак не помог ему, когда убийцы пришли его добить! Лучшее оружие, какое у тебя когда-либо будет, находится внутри твоей тупой головы.

— Я — не как ты, Матушка, разве не понимаешь? Я никогда не буду думать так, как ты. Я не могу — никто не может. При всём твоём уме, когда же ты наконец осознаешь, что я не являюсьгением, как ты? Я не могу читать мысли людей так, как ты, или играть в шахматы так, как ты. Для тебя весь мир — игровая доска, и ты всегда опережаешь всех на три хода, но однажды тебя не станет, а я — останусь. И когда я напортачу, а это обязательнослучится, единственным, что будет стоять между мной и плохой кончиной, будет это! — Он подчеркнул своё утверждение, подняв сжатый кулак.