Майкл Мэннинг - Торнбер

Прошёл час, прежде чем Грэйс наконец заговорила:

— Это на самом деле была не моча.

Дождь прекратился, и его одежда казалась чистой, но он помнил запах.

— Не думаю, что были какие-то сомнения в том, что это было. — Рана у него на боку исчезла, и его мышцы больше не ныли и не дрожали, однако его гордость была непоправимо ранена.

— Эта тварь, она может писать так же, как я могу есть пищу. Оно тебя вылечило — вот и всё. Оно хотело, чтобы ты ощутил унижение.

— Откуда такие экспертные познания?

Голос Грэйс был полон страдания:

— Потому что мы — одно и то же. Он назвал меня заклинательным зверем, но на самом деле Сэлиор не является ничем иным. Мы не едим, и мы не… испражняемся.

Однако симуляция мочеиспускания была наименьшей из проблем Грэма. Вторжение бога в его разум оставило в нём ощущение того, что он грязен, замаран. Иллюзии, свидетелем которым он был вынужден стать, не были его собственными, но ощущались реальными. Сэлиор изнасиловал его так основательно, как никакой другой насильник не мог и надеяться.

«И он сделал то же самое с моей матерью». Гнев грозил лишить его остатков благоразумия. «Неудивительно, что она никогда об этом не говорила».

Однако его отец не склонился. Это он знал. Дориан Торнбер не пал на колени в боязливом поклоне. «Дориан был одним из немногих людей, которые могли встать передо мной, не дрожа от страха».

— Я — трус, — пробормотал Грэм.

— Не давай ему то, что он хочет, — сказала Грэйс. — Эта тварь, с которой мы встретились, является просто задирой-извращенцем. Он жил так долго, что ему теперь удовольствие доставляет лишь возня у людей в головах.

— Мой отец мог выстоять перед ним.

— Дориан был стоиком! Сэлиор не мог забраться в его голову, Грэм. Одно то, что в этом плане ты не похожа на него, не делает тебя менее храбрым. То, что ты сделал там, в доме, требовало мужества. У тебя двое родителей, и оба они сталкивались с этим чудовищем. Твоя мать не была стоиком, но она не позволила этому остановить её. Она прошла через нечто подобное, но потом она выпрямилась, и продолжила жить.

— Я не такой умный, как Мама.

— Гениальность — это ещё не всё, Грэм, и через это испытание её провел определённо не её ум. Многому из того, что ты есть, ты обязан ей — вещам, которые ты даже не видишь, но ты — не она, и ты — не Дориан. Ты… — она ткнула его лапкой, — …Грэм Торнбер. Твоя история начинается здесь. Эта тварь, может, и сбила тебя на землю, но подняться с неё или нет — это твой выбор. И Торнбер всегда поднимается.

Он подумал о своей матери, сидящей в своём кресле, прихлёбывая утренний чай. Её тихое присутствие было чем-то постоянным в его жизни. Она наблюдала за миром глазами, которые видели то, что не мог раскрыть даже магический взор. Несмотря на её спокойную манеру держаться, её острое восприятие и мощная уверенность всегда его устрашали. Что бы она сделала, будь она вместе с ними несколько минут назад? Что она сделала после её собственнойвстречи с грязью и порочностью, имя которой было Сэлиор?

Он знал ответ.

Грэм снова подобрал Грэйс, мягко сжав её.

— Спасибо, Грэйс.

— Не благодари меня. Ты — тот, кто решил пойти за Айрин, — сказала медведица. — И я всё ещё думаю, что в некоторых отношениях ты — ужасный неудачник.

Он с любопытством посмотрел на неё:

— В каких именно отношениях?

— Ты — худший комичный помощник, какие у меня только были.

Это заставило его улыбнуться:

— У тебя тоже не очень хорошо получается, трагичный герой.

— Не позволяй моему маленькому размеру ввести тебя в заблуждение. В конце концов девушка будет моей, — ответила она.

Они двинулись дальше, и теперь путешествовать было гораздо легче. «Благословение» Сэлиора, хоть и отвратительное, было реальным. Тело Грэма ощущалось сильным и уверенным. Тупая боль ушла из его мышц, и его больше не трясло. Он всё ещё был голоден, но это уже была не прежняя болезненная пустота — ощущение было скорее таким, будто он пропустил завтрак.

Порез у него на боку пропал вместе со всеми остальными синяками и ссадинами, которые он заработал. «Теперь у нас есть шанс», — подумал он про себя. «В то время, как они путешествуют с вьючными животными и пленницей, я один и ничем не обременён». Он мог их догнать — покуда не потеряет след.

Однако еда всё ещё заботила его. Грэм быстро шагал, используя свою новообретённую силу, чтобы поддерживать хорошую скорость, но хотя его взгляд ловил встречавшиеся время от времени следы их врага, животных он не видел. Камень в его руке так и остался неиспользованным.

Стемнело, но он не остановился.

— Ты разве не собираешься отдохнуть? — спросила Грэйс.

— Нет, пока не устану, — сказал он ей. — Даже если мы разобьём лагерь, у нас нет ни огня, ни одеял. Движение меня согревает.

— Ты не сможешь видеть в темноте.

Мир уже превратился в монохромной пейзаж теней и серости. Луна взошла, но скрывалась за одной из гор. Его глаза привыкли, но ориентируясь лишь по свету звёзд, он едва мог видеть землю прямо перед собой.

— Я вижу достаточно хорошо, чтобы идти, а твоё зрение позволит нам двигаться в нужном направлении. Какова дальность твоего особого зрения? — спросил он её.

— Примерно двести ярдов, — ответила она, — но я не умею читать следы.

— Это не будет проблемой, пока мы не достигнем той высоты, которую я увидел до захода солнца. До той точки у них не будет никаких других маршрутов, а если они встали лагерем среди деревьев на западном краю лощины, то ты сможешь их увидеть, вне зависимости от наличия у них костра, — сказал Грэм. Восточная сторона промоины была крутой и скалистой, поэтому там никто не мог разбить лагерь. — Будем идти, пока дорога не разделится, а потом остановимся на ночь.

Они продолжили путь, двигаясь медленно, пока Грэм пробирался вокруг массивных валунов, давным-давно упавших с каменистой восточной части лощины. Гора, которая в конце концов преградит им путь у северного её конца, казалось, была в нескольких часах хода в свете дня, но в темноте она будто так и оставалась вдалеке.

Где-то около полуночи Грэйс ткнула его в щёку:

— Впереди двое мужчин, на границе моего восприятия, — прошептала она.

Это было достаточно далеко, чтобы они не опасались быть увиденными, но звуки в скалистой долине разносились далеко. Его глаза силились пронзить тьму, но он ничего не видел впереди них кроме серого камня и тёмных теней. Вероятно, это был холодный лагерь — если бы мужчины разожгли огонь, то его легко было бы заметить.

— Опиши их расположение.

— Они укрылись в выбоине над большим выступом на правой стороне. Не думаю, что ты увидел бы их, даже если бы светило солнце.

Звучало как идеальная позиция для засады.