Роберт Асприн - Цикл Мир воров. Компиляция. Романы 1-14

— П-прост-то м-мой дядя, — заикаясь, выговорила Мигнариал.

И в тот миг, когда Ганс обернулся, глядя на девушку круглыми от изумления глазами, по ее щекам покатились слезы. «Ох, — восхищенно подумал Ганс, — какие надежды подает моя милая девочка!»

— Ох, бедняжка, несчастная барышня! Простите, простите, что я спросил! Но я так рад, так рад, что у вас нашелся такой сильный защитник, который сумел убить Синай.., ведь это сделали вы, молодой господин из дальних земель?

Вскинув голову, Ганс ответил:

— Это сделал я.

На этот раз он бросил взгляд на Нотабля, восседавшего на спине онагра и каким-то образом уговорившего Радугу присоединиться к нему. Мохнатый рыжий хвост кота выписывал круги в воздухе. Нотабль жмурился с характерной кошачьей многозначительностью.

— Ха-ха и хо-хо! — воскликнул крестьянин, радостно хлопнув обеими руками по полам своей туники. Ни штанов, ни какой-либо обуви на нем не было. Пыль столбом поднялась в воздух. — Кое-кто в эту ночь будет пировать, будет праздновать! Потому что этот злодей позорил нас всех, нападая на мирных путников! — Крестьянин обернулся, чтобы указать рукой куда-то вдаль. — Вон там мой дом. Видите дымок из очага? А вон там живет мой сосед Глинис — у него своя ферма. А за ним стоит ферма моей сестры и ее мужа. И каждый из нас будет рад накормить и приютить вас на ночь, победитель Синайхала! Любой будет счастлив! Да, и ваших животных тоже! Что вы скажете? Вы останетесь? Что вы скажете на это?

— Моя женщина, — произнес Ганс печальным, как он надеялся, голосом, — по вполне понятным причинам вряд ли захочет быть на празднике. Ведь ее дядя пал жертвой злодея, которого я зарубил, когда он напал на меня с мечом. Мы проследим, чтобы их обоих похоронили, а потом…

— Мы похороним их, похороним обоих, — заверил крестьянин, кивая головой. Вид у него был счастливый, хотя вряд ли было пристойно так бурно радоваться в присутствии молодой женщины, только что лишившейся дяди.

— Далеко ли отсюда Фирака? — спросил Ганс, вновь бросив взгляд на Мигнариал, которая старательно удерживала на лице скорбное выражение.

— Примерно полдня пути. Но вы ведь не захотите являться туда ночью, в темноте, верно? А раньше ночи вы туда не доберетесь, разве что поскачете галопом и прямо сейчас, сию минуту.

Пока Ганс молчал в нерешительности, Мигнариал твердо заявила:

— Давай останемся здесь и поможем им похоронить моего Доброго покойного дядю и разбойника. — На слове «покойный» девушка слегка запнулась. — А потом присоединимся к их празднеству. Ты же понимаешь, что дядя Кадакитис одобрил бы нас.

— Дядя… Кадакитис, — выговорил Ганс с таким видом, словно проглотил булавку.

— Ты же знаешь, как он любил праздники, — продолжила Мигнариал. — И как он гордился тобой, милый.

И путники остались в селении на ночь. Гостеприимные хозяева щедро накормили их и осыпали их восхвалениями, в то время как другие крестьяне рыли могилы для Синайхала и его безымянного сообщника, которого здешние люди будут помнить как чужестранца по имени Кадакитис. Крестьянские девушки вовсю кокетничали с Гансом, а парни заигрывали с Мигнариал. А утром путники отправились дальше, провожаемые добрыми напутствиями. Радушные хозяева буквально нагрузили их своими незамысловатыми подарками — едой, молоком, домашним вином и даже элем. Ганс и Мигнариал были немало удивлены тем, что их чествуют как героев за убийство человека. Путники везли с собой оба арбалета, а на поясе у Ганса висел меч злосчастного покойного Синайхала. Настроение у Ганса и Мигнариал было превосходным.

И оно оставалось таким до тех пор, пока Мигнариал не заглянула в кожаный мешок и не обнаружила там вместо одиннадцати монет всего лишь десять. Ганс и Мигнариал молча ехали по дороге к Фираке, и тень колдовства, словно серая туча, нависала над их головами.

Путники проталкивались через шумный палаточный городок — помесь большого лагеря и стихийно образовавшегося рынка, какие всегда теснятся у главных ворот большого города. Им приходилось постоянно понукать своих коней и в то же время внимательно присматривать за ними. Небольшой пятачок был запружен впритык стоящими палатками и суетящимися людьми. В глазах рябило от пестроты и разноцветья, а воздух был насыщен множеством запахов — как приятных, так и не очень. Коты вскоре решили, что лучше будет последовать примеру хозяев и взирать на это шумное и порою зловонное сборище сверху вниз. Нотабль пристроился на седле впереди Ганса, а Радуга — перед Мигнариал. Оба путника мягко придерживали котов рукой.

Несметное множество торговцев предлагали купить столь же несметное множество разнообразных вещей. Кое-кто ничего не продавал, но хотел получить все даром. Ганс подумывал о том, чтобы бросить в толпу одну монетку из мешка и посмотреть, чем это кончится. Однако вдруг Гансу пришло в голову, что если он потратит хотя бы один сребреник — неважно, подаст ли он монету как милостыню или потратит ее на круглый полосатый арбуз, — то вокруг них моментально соберется целая толпа, а шум и давка станут просто невообразимыми. И тогда ему и Мигни понадобится не один час, чтобы добраться до городской стены из желтовато-коричневого камня. Они вообще могут не добраться до нее. Хватит и того, что приходится смотреть во все глаза — как бы кто-нибудь из этих крикунов не решил перерезать поводья последней лошади их «каравана» и смыться вместе с ней. И нужно еще приглядывать за Нотаблем — шум и давка настолько обеспокоили и рассердили кота, что он того и гляди набросится на кого-нибудь.

В конце концов Ганс решил не обращать внимания ни на торговцев, ни на нищих.

Действительно ли этот подросток с темным от грязи лицом сказал то, что послышалось Гансу? Этот парень действительно предлагает за деньги свою сестру?

Эта старуха смотрит на котов с умилением — или же с голодной жадностью?

На высоких, окованных железом вратах Фираки была вырезана эмблема — языки пламени. Обе створки были распахнуты настежь. В проем ворот могли проехать пять всадников в ряд. На одной из башен, возвышавшихся по обе стороны ворот, Ганс заметил стража с арбалетом в руках. Над башней трепетал желтый флаг с белым кругом в центре. В круге красовалась все та же огненная эмблема.

Другие стражи стояли внизу по сторонам открытых ворот. Вероятно, они отвечали за охрану порядка в городе вообще и около ворот в частности. Однако стояли они в относительно вольных позах и не казались ни особо воинственными, ни особо опасными.

В душе Ганса тревожно встрепенулся вор по кличке Порождение Тени. Но Ганс напомнил себе, что он здесь всего лишь путешественник, один из многих. Он никогда прежде не был в этом городе, и никто здесь не знает его. Послушавшись разумного предложения Мигнариал, Ганс снял свои метательные ножи, оставив на виду только кинжал и меч. Ибарский нож был приторочен к седлу Мигнариал. В Санктуарии Ганс отчаянно старался выглядеть грозным и опасным. Точно так же он хотел поступить и здесь. Но только не сейчас, только не при въезде в город.