Карина Демина - Драконий берег

Каменной клумбы и той не осталось.

— Хочу.

Розы почти не пахли. И это тоже было странно. Над ними не кружили пчелы, хотя кроны каштанов гудели и дрожали.

Розы казались ненастоящими.

Как и дом.

Уна поставила кружку на ступеньки. Ветер коснулся тяжелого полотна ее волос. И вдруг стало неприятно, что она своя в этом месте.

Друг?

Только ли друг?

И почему от мысли об этой дружбе хочется скрипеть зубами.

— Ты бы обулась, что ли.

— А? Здесь тепло. Теплее, чем там… — Уна отмахнулась и сказала. — Идем. Дом этот был построен еще первым Эшби. Здесь есть его портрет, но честно говоря, опознавать по нему человека я бы не рискнула. Такой, знаешь… с париком и в мундире. Он был военным. Полковником. И воевал, да…

Она сбежала.

А ведь действительно тепло. Исходит оно от земли, что мягко говоря не совсем нормально.

— У него было две жены. Одна из айоха, которую он обменял на обещание прекратить войну. И сдержал его. Он просто-напросто купил эти земли, а потом отдал их хозяевам. Странные были времена.

Она шла по дороге.

И Томас за ней.

— Ты хорошо знаешь их историю, — прозвучало несколько раздраженно. Но Уна лишь повела плечами.

— Мне было интересно. А мистер Эшби умел рассказывать.

— Старый?

— Теперь я понимаю, что он был не таким и старым, но сперва я его боялась, — Уна остановилась у статуи. Высеченная из мрамора, некогда она была белоснежной, однако теперь камень потемнел, пожелтел и покрылся сетью трещин.

Впрочем, женщина не стала менее красивой.

И все же…

— Вторая жена Гордона Эшби. Ее звали Патриция и она была дочерью сенатора, — Уна остановилась напротив статуи. И оказалось, что обе женщины одного роста.

Мраморная… смотрела свысока.

Тонкие черты.

Хрупкие.

— Они были помолвлены с детства. Но ввиду бедности мистера Эшби, чей род был древним и славным, но не слишком состоятельным, свадьбу пришлось отложить на неопределенное время.

Уна заложила руки за спину.

— В Новый свет Гордон отправился в надежде разбогатеть. И у него получилось.

Женщина смотрела на Томаса… презрительно?

Пожалуй. И еще раздраженно. И лицо ее в какой-то миг стало вдруг донельзя злым.

— Потом, обустроившись здесь, он привез ее сюда. Мистер Эшби говорил, что предок его пытался разорвать помолвку, но не получилось…

А вот постамент и ноги женщины обвили те же колючие плети терна.

— А там вон, видишь, ступеньки? Они ведут к берегу. Когда-то здесь была лестница…

Томас отступил.

Отвернулся от статуи. И повернулся, потому что ощущение, что эта статуя вот-вот оживет, стало почти невыносимым. На губах Патриции играла улыбка.

А мраморные глаза выглядели более живыми, чем должно.

Уна же остановилась.

— Идешь?

— Иду.

Ветер потянул за подол платья, заворачивая его вокруг ног, обрисовывая и ноги эти, и талию, и грудь… а белья она не носит.

Открытие заставило покраснеть.

— Когда-то на берегу был другой дом, гостевой. Вон там, — Уна махнула куда-то вдаль. — Я помню его остатки. Мы с Ником частенько там играли. Однажды докопались до подвала, решили, там сокровище спрятано.

От дома осталась груда камней, которая ничем-то не выделялось среди других груд, разве что эти были чуть светлее. Но на них также поселился лишайник. И ядовитый плющ, выбравшись из сада, подполз, оплел ветвями, словно не желая расставаться.

— Лестница вела к нему, — Уна сама взяла его под руку. — И дальше к морю. А в подвале были камни, пыль и пауки. Ник пауков боится. Боялся во всяком случае, а как сейчас — не знаю.

Белесый камень лестницы раскололся, местами рассыпался, и то тут, то там в ней зияли дыры. От перил осталась лишь основа и пара уцелевших балясин, но и те торчали старыми гнилыми зубами. Было ясно, что еще год или два, и ветер свалит их, покатит по каменистому берегу.

— А там раньше был сад. Мистер Эшби держал садовника.

— А Ник?

— У него есть Клайв, который присматривает за садом. Клайва помнишь? Нет? Хотя он в городе редко появлялся. У него с мозгами не все ладно, хотя парень тихий. Но садовник из него…

И вправду.

Сад виднелся, точнее жалкое подобие его, этакая полоска зелени, отделяющая дом от берега.

— Почему Эшби не наймет кого-то еще?

Уна пожала плечами.

И поежилась.

Все-таки на берегу было куда как прохладней. И ветром тянуло с моря, пронизывающим, студеным. Томас снял пиджак и положил на обнаженные плечи.

— Не знаю, — она не стала отказываться, лишь закуталась покрепче. — Думаю, из-за Зои. Раньше в доме было много людей. Экономка… мать Клайва, она терпеть меня не могла и я от нее пряталась, ждала, что прогонит. Теперь понимаю, что не посмела бы пойти против воли Эшби, но тогда просто пряталась. Она, к слову, и Клайву запретила с нами играть. Мол, мы отродья и души у нас нет. Она… на вере была слегка повернута, но предана Эшби, как никто другой. При ней помощницы имелись. И горничные. Пара лакеев. Садовник. Ма Спок. Она кухней командовала и даже французский повар, который раньше служил, не рисковал с ней спорить.

Уна прикусила губу.

У нее интересное лицо. Узкое. Длинное. С чересчур крупными чертами. И это почти уродливо. Или все-таки красиво? Вывернутые губы. Большой нос. И темные брови.

— Мы с Ником ее опасались. Она была такой… огромной. И пугающей… хотя чем?

— Может, к дому? Пока ты не замерзла.

Уна покачала головой.

— Не хочу. Там слишком тяжело находиться. Сперва ушли горничные. Еще когда с Зои было все в порядке, просто… думаю, они не желали признавать ее хозяйкой, вот она и нашла повод уволить. Нанимала женщин для уборки, но все не то. Потом исчез садовник.

— В смысле исчез?

— Да без смысла. Уволился. Рассчитали. Не знаю, спроси у Ника. Я просто приехала, а его нет. Лакеев Ник тоже рассчитал. Ревновал? Или просто решил, что не нужны. Потом до кухни черед дошел. Зои сказала, что сама будет готовить для любимого мужа. Она выгнала бы и ма Спок, но тут уж не получилось. Она ведь часть дома, часть самой истории. Ее прабабку привезла Патриция Эшби. Частью приданого. А Зои этого не понимала.

Губа Уны дрогнула.

— Ты ее не любишь.

— Не хватало мне еще ее любить, — она дернула плечом, будто желая избавиться от пиджака и ненужной вовсе навязанной заботы. — Она была лицемерной тварью. Ты ведь ее не помнишь, да?

Зои Фильчер.

Девочка в аккуратных платьях. Белые носочки. Косички. Строгий взгляд и перчатки с обрезанными пальчиками. Юная леди в том раздражающем и одновременно пугающем обличье, которое Томас видел только на страницах журналов.

Мать журналы любила.

А папаша ворчал, что покупать их — транжирство и перевод денег. Но все равно покупал, потому как стоило отказать, и транжирством оказывалась его охота вкупе с баром.