Юрий Ижевчанин - Книга 3. Южный мир [СИ]

— Не пускать! Не место знати на нашей земле!

— Не любо! — закричали воины.

Потом вышел воин почтенного вида, с большим пузом, седым чубом и драгоценной саблей на богато украшенной перевязи. Бросил наземь меховую шапку и прорычал:

— Примем как гостя лучшего! И его друзей тоже!

— Любо! Волим! — закричал круг.

И лишь после этого все поклонились царю и гостям, сняли шляпы и шапки и расступились в стороны, а затем атаман с почтеннейшими из воинов подъехали к гостям, а остальные пошли сзади.

Атар внутри себя удивился. В деспотическом государстве, судя по всему, совершенно свободная область. И каков ритуал! Они показывают, что царю служат, но сами решают свои дела.

Вдоль дороги смотрели на процессию бабы и ребята. Женщины были в узких штанах выше колен, в сандалиях либо босые, в широких рубашках с пышными рукавами до локтей. На головах у них были чепцы либо платки, повязанные сзади и закрывающие лишь волосы. Детишки бегали в рубашках, штанишках либо совсем нагие. Ашинатогл и Атар раздавали через воинов детям монеты и сласти, а женщинам ожерелья и платки. Бросать им подарки нельзя: это было бы оскорблением, поскольку еду и награду бросают только собакам и кошкам. Воинов не полагалось одаривать: они должны были заслуживать награды.

Дома оказались построены из камней и обмазаны снаружи белой глиной, покрыты соломой или тростником. Посреди села стоял большой дом атамана и вокруг него несколько гостевых домиков. Слуг разместили в гостевых домиках, два царя и войсковой атаман расположились атаманском курене, а остальных разобрали в гости к себе полковники и есаулы.

Поскольку по обычаям приезд царя в Вольное Войско должен был быть "неожиданным", (хотя, конечно же, оно заранее было предупреждено), общий пир назначили на послезавтра. По тем же самым обычаям явно готовиться к такому приезду было нельзя.

Шутрух-Шаххунда, по-прежнему робевший перед женой, поскольку он не представлял другого общения с людьми, кроме как быть безусловно высшим или безусловно низшим, попал в дом полковника Акторинташи, который был главным в самой дальней из станиц Вольного войска. Казачий быт (мы применим здесь это земное слово для обозначения вольных воинов) оказался полной неожиданностью для царевича. Сыновья перебрасывались вольными шутками с отцом и дедом Чахханташей (раньше он был войсковым атаманом, а ныне стал добровольно снявшим атаманскую шапку почтенным старейшиной). Женщины тоже принимали участие в перепалках. Тем не менее существовала строгая иерархия: главным было слово деда и бабки, за ними шли полковник и полковница, и так далее. Но это выражалось в форме почтения и уважения, а спорить с высшим можно. Когда младший сын, который был каким-то тихоней, не нашёл топора на указанном отцом месте и тихо сказал: "Я ведь там уже искал, но его не было", отец грубо отругал отпрыска, что тот сразу не возразил. "В бою, если постесняешься сказать командиру, что он обманывается, весь курень свой погубить можешь". Атаросса, жена царевича, несмотря на плохое знание агашского, немедленно вошла в местную жизнь и её приняли как свою. Царевича невольно возмущало, когда она перешучивалась с сыновьями полковника, особенно с тремя младшими, пока неженатыми, в отличие от наследника. Но супруга не нарушала местных приличий, и проявлять ревность было бы глупо.

Царевич был просто шокирован, когда полковник, переев за ужином, взял топор и пошёл сам колоть дрова, чтобы таким образом поправить самочувствие. И вообще, он заметил, что в этом семействе слуг не было. Жалкий голый раб держался поодаль, ему доверяли только самое грязное и позорное, например, вылить и помыть помойную бадью. В дом он вообще не входил. Царевича передёрнуло, когда он увидел, что раб заклеймён не татуировкой, а раскалённым железом. А затем пришёл сосед и громогласно попросил полковника одолжить раба: "Нужник чистить пора". Полковник спокойно согласился, и сосед оставил в благодарность бутыль водки, настоенной на перце. Этот напиток ошеломил наследника, привыкшего к винам. А тут пришлось изрядно выпить, и, к стыду Шутруха-Шаххунды, его унесли очищать желудок на улице, затем обмыли и уложили в постель (ноги не держали). Но наутро над ним лишь слегка посмеивались: "Не привык ты ещё по-войсковому пить и гулять. Вот отца твоего даже наш атаман перепить не смог".

На следующий день, пока подготавливались к пиру, гости немного знакомились с жизнью агашских казаков. По требованию царя, каждые два двора должны были выставить воина, каждые пять — легковооружённого конника, а урядники и выше должны были идти безусловно, на коне и в тяжелой броне. Молодые старки переведались с местными в учебных боях. Все бои они выиграли, но отнюдь не легко.

— Если бы ты привёл с собой этих, мне было бы труднее, — улыбнулся Атар.

— Я их оставил защищать границы, — в ответ улыбнулся Ашинатогл. — А Ссарацастр разорить обычных войск хватило.

— Сколько я понимаю, они у вас — главная гроза для всевозможных бунтовщиков?

— Всё правильно.

— А если само войско взбунтуется?

— Скорее всего, это значит, что царь никуда не годится. Меня ведь они на престол посадили. И ничего не потребовали, кроме подтверждения своих вольностей.

— Да, вольности у крестьян могут быть, лишь если они заодно и хорошие воины. У нас в Северной Империи было так же. А в последнее время люди стали лениться выполнять гражданские обязанности, и права поэтому потихоньку стали терять.

— Поэтому ты, брат, уехал сюда и прихватил с собой тех, кто ещё не забыл, что значит быть гражданином?

— Не только поэтому. Душа требовала великих дел, а там развернуться было негде.

И оба названных брата рассмеялись.

У казаков в основном было по одной жене. Вторая появлялась, лишь если брал себе вдову погибшего казака его брат или друг. Девушки до брака и вдовы имели полную свободу, а нарушение супружеской верности каралось немедленным разводом и изгнанием. Развод по инициативе супругов допускался. Но лишь в том случае, если скандалы между мужем и женой донимали соседей, и они могли засвидетельствовать это на войсковом круге, который и давал развод по обоюдному согласию.

Необычно воины обходились с рабынями-наложницами. Мужчинам свойственно захватывать на войне женщин. Если мужчина оставлял женщину себе, жена его не имела права ревновать до рождения ребёнка. Более того, ребёнок наложницы считался казаком или казачкой. Но, чтобы не наносить ущерб детям законной жены, его немедленно отдавали в другую семью. А если жена желала удержать ребёнка (например, в случае бездетности), наложницу немедленно отпускали на свободу, снабжали её деньгами и выпроваживали из земли Вольного Войска, чтобы рабыня не испортила душу казака. В большинстве случаев так же делали, и если ребенка отдавали, опасаясь, что мать будет бегать к нему и рвать его душу на части, а жена даст волю дозволенной ревности.