Себастьян Кастелл - Клинок предателя

— Нужно его вытащить, — глубокомысленно сказал Брасти, глядя сверху вниз с крыши, где он отслеживал, не идут ли за нами констебли.

Я мог бы убить его, но для этого моему телу пришлось бы проделать весь цикл заново, а от меня, честно говоря, и так уже пахло хуже некуда. Мы остановились у развилки в переулке и решили немного передохнуть. Лошадям не слишком нравилось на полной скорости огибать углы домов по брусчатке, да и с раной на ноге нужно было разобраться.

Кест посмотрел на меня.

— Как обычно, удар — рывок — затрещина?

Я вздохнул.

— Полагаю, у нас нет времени, чтобы найти лекаря?

Брасти слез с крыши ближайшего дома.

— Они пошли по дворам. Похоже, парни не слишком стремятся нас найти, но их главный, старший констебль, тот, что тебя подстрелил, гоняет их в три шеи. В общем, через несколько минут они сюда доберутся.

Проклятье.

— Значит, удар — рывок — затрещина, — согласился я, заранее содрогаясь от того, что меня ждет. — Только в этот раз бей сильнее, Брасти.

Кест полил водой рану, заставив меня зашипеть от боли.

— Ты только в этот раз не кричи, — предупредил Брасти. — Мы же не хотим, чтобы нас поймали.

Пока я молился святому Загеву, Вызывающему слезы песней, чтобы он спустился хотя бы разок и познакомился с моим добрым другом Брасти, Кест крепко ухватился за древко и кивнул напарнику.

Прием «удар — рывок — затрещина» изобрели мы втроем какое-то время тому назад. Получив множество ранений, ты начинаешь понимать, что тело не может чувствовать боль в разных местах одновременно. Например, если у тебя болит зуб и вдруг кто-то бьет тебя в живот, то ты сразу же забываешь о зубной боли.

В общем, работает это так: Брасти бьет меня кулаком в лицо, Кест в это время вытаскивает стрелу из ноги, и потом Брасти дает мне еще одну затрещину, такую, чтобы мозг не успел отреагировать на боль в ноге и я не заорал благим матом.

Я все-таки заорал.

— Тс-с-с! Тише, Фалькио, — прошептал Брасти, маша пятерней перед моим лицом. — Они нас могут услышать. Крепись!

— Я же просил бить сильнее! — возмутился я; перед глазами все еще плавали звездочки.

— Сильнее с этого угла не смог: Кест мне помешал.

— Ты бьешь как девчонка.

Кест перестал бинтовать мне ногу и сказал:

— Почти треть плащеносцев короля Пэлиса были женщинами. Многих из них ты сам обучил. По-твоему, они плохо дрались?

Всё так и есть, но в тот момент мне было не до семантики.

— Они дрались как разъяренные чертовы святые. А Брасти дерется как девчонка, — проворчал я, придерживая край бинта, пока Кест накладывал на рану еще один кусок ткани.

— Ну что, полагаю, теперь отправимся в Бэрн? — спросил Брасти.

Я поднялся. После перевязки нога болела гораздо меньше: теперь боль была не жгучей, а дергающей.

— Либо так, либо останемся здесь и поучим тебя, чтобы ты больше не дрался как девчонка.

— Фалькио, если ты еще раз это повторишь, я тебя сам ударю, — пообещал Кест.

— Это просто фраза такая. «Дерешься как девчонка». Все так говорят. Смешно же.

Он передал мне рапиру и сказал:

— Не смешно. Это звучит абсурдно.

— Смешно именно потому, что абсурдно, — упорствовал я.

Брасти хлопнул меня по плечу.

— Не обращай на него внимания, Фалькио. Он утратил чувство юмора в тот день, когда научился махать клинком.

Странно, но Брасти оказался абсолютно прав, хоть и сам не догадывался об этом.

Я уже упоминал, что мы с матерью жили на окраине городка, который граничил с селением Лут. На границе стоял деревянный столб — именно там мы и познакомились с Кестом, когда нам обоим было по восемь лет. Я — бедный мальчишка, безотцовщина, без перспектив на будущее — в лучшем случае мог бы стать городским сумасшедшим. Мать Кеста Мюрроусона была знахаркой, а отец — кузнецом — оружейником. Кест все время шутил, так что, познакомившись с ним, я понял, что не подхожу даже на роль городского сумасшедшего. Но он никогда не насмехался надо мной из-за того, что я бедный или что у меня нет отца, и благодаря этому мы почти сразу же стали лучшими друзьями. Кест был домоседом, которому не нравилось ни ловить рыбу, ни охотиться, ни даже играть в войнушку, — я же всегда мечтал, что когда-нибудь стану плащеносцем, таким же, как в легендах Бала.

Отец Кеста ковал лучшие клинки в округе; фехтовать он научился на войне с Аваресом, страной на западе от нас, населенной варварами, которые время от времени перебирались через горы и устраивали набеги на наши города и сёла. Каждый раз мы побеждали их, потому что наши войска умели драться, а они лишь бегали, кричали и мочились от страха, пытаясь размозжить череп противника всем, что подвернется под руку.

В общем, Мюрроу, отец Кеста, отлично владел клинковым оружием, но так как Кест совсем не проявлял к этому интереса, отец решил вызвать в нем ревность, принявшись учить меня фехтованию. Он показал мне, как драться на саблях — их еще называют боевыми клинками, потому что в наше время на дуэлях дерутся более легким оружием. Но из всех клинков мне больше всего полюбилась рапира — прямая, с острым концом, легкая по сравнению с боевым мечом, а еще мне очень нравился элегантный стиль боя: сражаясь на рапирах, ты словно танцуешь со Смертью. Учеником я оказался хорошим, мне нравилось бывать у них. Как Мюрроу ни старался, разжечь ревность в сыне ему не удалось. Кест наблюдал за моими занятиями и даже время от времени хвалил, но сам ни разу не выказал желания поупражняться с клинком.

Когда мне исполнилось десять, Мюрроу отвел меня как-то в сторону и сказал: «Фалькио, мой мальчик, когда-нибудь ты станешь отличным фехтовальщиком. Отличным. Я не видел никого ловчее тебя».

В моей груди разгорелся теплый огонь. Раньше никто не называл меня «мой мальчик», и в этот момент я почувствовал нечто такое, чего давно уже не испытывал. Я обиделся на Кеста. Не из-за того, что у него был отец, а ему было наплевать — просто сам я когда-то очень старался угодить своему отцу, а Кест не делал и половины этого для Мюрроу. За то, что он не проявлял интереса к фехтованию, я на него совсем не сердился. Кест был умен, умел шутить, и его все любили. Он обладал многими талантами, поэтому я радовался, что хоть клинки друг оставил мне.

Миновали годы: я даже глазом не успел моргнуть, как нам исполнилось двенадцать. Мой день рождения уже прошел, приближались именины Кеста. Я никогда не забуду тот день, когда он явился ко мне домой, чтобы сказать…

В общем, дело было так. Он постучал в дверь. Я вышел с недоеденным ломтем хлеба в руке, и Кест произнес:

— Фалькио, мне нужно тебя кое о чем спросить. То есть, честно говоря, я должен тебе кое-что сказать.

Я положил ломоть на приступок и, по своему тогдашнему обыкновению, скрестил руки на груди.