Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

Должно быть, в этот момент он был точной копией Гасана.

С этого все и началось, аба? Так ли чувствовал себя его отец, когда был еще юным королем, напуганным и настолько не понимающим, как править страной, что он просто давил все, что могло ему навредить? Маска, которую Гасан примерял при дворе, маска, которую Мунтадир носил всю свою жизнь, – когда на тебя возлагают такую ответственность, как еще реагировать, если ты знаешь, что одна ошибка может погубить всех, кого ты любишь?

Твой брат был любовью всей моей жизни . Снова он слышал слова Джамшида, но перед мысленным взором Али увидел Мунтадира. Как много себя прятал его брат за своей кривой улыбкой?

Али прислонился к стене, прячась в прохладную тень. На минуту ему захотелось поговорить с хорошим имамом, который знал бы Писание и чья вера была крепка, чтобы тот подсказал ему, что делать дальше.

Его внимание привлек приглушенный мягкой туфелькой шаг. Али тут же потянулся к зульфикару… и сразу опустил руку.

– Ты нашел мой секретный уголок. – Хацет вышла на солнечный свет, ласково улыбаясь ему. – Я всегда приходила сюда, когда была маленькой. Здесь раньше росла огромная виноградная лоза, по которой было удобно залезать наверх, чтобы лучше видеть море, но мама срезала ее, когда я упала и чуть не свернула себе шею. – Ее улыбка погасла. – Я разрываюсь между желанием прижать тебя к сердцу и дать подзатыльник, Алу-баба. Я думала, ты побудешь здесь хотя бы денек, пока не возникнет это чувство.

– Я привез Нари в Та-Нтри не для того, чтобы на нее со всех сторон набросились злые джинны, – оправдался Али, полагая, что Хацет недовольна его грубым поведением. – У нее есть причины хранить секреты.

– А у нас есть причины не доверять Нахидам. – Хацет бросила на него проницательный взгляд. – Как пообщались с новым бага Нахидом?

Али не стал утруждать себя ложью. Его мать, казалось, всегда знала правду.

– Над нашими отношениями нужно еще поработать. – Он помолчал. Его мать действительно всегда знала правду. – Мунтадир и Джамшид… они были…

– Да. – Очевидно, мать догадалась, о чем идет речь. – Они хорошо скрывались, но большинство из нас знали.

– И отец знал?

– Да, – ее голос звучал мрачно. – Думаю даже, что он поощрял эти отношения – во всяком случае, чувства Джамшида. Возможно, он получал некое удовлетворение, наблюдая, как далеко готов пойти сын Манижи, чтобы защитить его сына.

У Али свело желудок.

– Мунтадир никогда не говорил мне об этом. А ведь раньше мы были близки. Мне тошно думать о том, что он мог бояться моей реакции. И что, возможно, он был прав.

– Ты был юн, когда это началось, Ализейд. Рос в Цитадели, огороженный от внешнего мира – и, будучи матерью, я, признаться, не возражала. Ты не знаешь, как сложились бы ваши отношения с Мунтадиром в дальнейшей жизни.

– Можно подумать, у нас не было проблем. – Али покачал головой. – У меня такое чувство, что я подвел его, амма. Подвел Зейнаб. Любайда и всех моих братьев по Цитадели. И я продолжаю подводить тебя, и Нари, и всех остальных… – Он перегнулся через перила балкона. – Возможно, было бы лучше, если бы мы поменялись ролями. Если бы я умер в Дэвабаде, а Диру…

– Хватит. – Хацет погладила его по спине. – Не думай об этом, сынок. Бог оставил тебя здесь неспроста, и ты пока не потерпел поражение. К тому же здесь ты не один. Ступай, приведи себя в порядок, поешь и отдохни. Планировать ваш следующий шаг будем завтра.

Али искоса взглянул на нее:

– Предложи те же условия Нари и Джамшиду, и я даже обещаю, что посплю в постели.

– Какой же ты у меня переговорщик.

– Это значит, что ты согласна?

– Я отпущу Джамшида, но и он, и Нари будут находиться под усиленной охраной – как для их собственной безопасности, так и для нашей. И ты еще кое в чем пойдешь мне навстречу.

Он делано содрогнулся:

– В чем же?

– Во-первых, возьмешь репетитора и будешь заниматься с ним нтаранским, не менее часа в день, пока не перестанешь говорить на нем, как ребенок. Во-вторых, научишься вежливо и уважительно общаться на нтаранском со своей семьей. Хватит оглядываться только на Гезири, Ализейд. Тебе понадобится Аяанле. Пусть ваш конфликт с Мусой останется в прошлом.

Али положил руку на сердце и отвесил преувеличенный поклон:

– Я буду само воплощение такта, обещаю. Могу я встретиться со своим дедом?

Лицо его матери стало грустным.

– Не сегодня, но, надеюсь, скоро. Его состояние ухудшилось. Когда он в сознании, то существует в каком-то своем мире, лет на десять в прошлом. Я пытаюсь ограждать его от новостей о вторжении, но… – у нее надорвался голос, – он всегда спрашивает о вас с Зейнаб. Так что… мне очень трудно не реагировать.

Али обнял ее.

– Мне ужасно жаль, амма. – Неудивительно, что его вечно неунывающая мать выглядела такой усталой. – Все обязательно будет хорошо, с Божьей помощью. И Зейнаб к нам непременно вернется. Она умная, она находчивая, и рядом с ней находится один из самых искусных воинов, которых я когда-либо встречал.

– Я молюсь, чтобы ты оказалась прав, Алу. – Хацет крепко прижала его к себе. – Молюсь.

Что бы ни сказал Али своей матери, это, похоже, возымело результат, потому что к вечеру Нари и Джамшида разместили в смежных друг с другом апартаментах, вполне пригодных для членов королевской семьи – пусть даже беглых и давно потерянных, коими они, в принципе, и являлись. Комнаты были не такими роскошными, как во дворце Дэвабада, зато отличались сдержанной, естественной элегантностью, которую Нари оценила по достоинству. Высокие потолки из резной штукатурки поддерживались узкими деревянными колоннами, а одну стену целиком и полностью занимали открытые окна и балкон, впускавшие в помещение запахи с моря.

И, что было более важно для нее лично, она наконец-то получила возможность принять ванну и соскребла с себя столько грязи, что потребовалось неоднократно менять воду, согретую на огне. Оказалось, до одури приятно чувствовать себя чистой и сытой: вернувшись в их с Джамшидом общую комнату, она обнаружила, что им принесли огромное блюдо с яствами, которые ее брат, уже умытый и причесанный, успел перепробовать, стащив заодно один из сервировочных ножей, и теперь ждал, не умрет ли от яда, прежде чем позволить Нари прикоснуться к еде. Когда Нари деликатно поинтересовалась насчет чистой, но все еще слишком буйной растительности на его лице, он деловито объяснил, что ни один джинн с бритвой к нему не приблизится.

Наконец он заснул в соседней комнате. И Нари пора было последовать его примеру, ибо, видит Бог, она нуждалась в отдыхе. Но в ее голове беспорядочно роились мысли, а огромная кровать из тикового дерева, жесткая и устланная мягкими узорчатыми одеялами, слишком сильно отличалась от тех мест, где ей приходилось ночевать последние несколько недель.