Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

Нари взглянула на нее, удивленная печалью на лице немолодой женщины.

– Вы любили его.

– Думаю, мы оба любили друг друга, насколько мы вообще умели любить. Для него на первом месте всегда стоял Дэвабад, для меня – Та-Нтри. А потом родились наши дети… Я и понятия не имела, как сильно полюблю их и как отчаянно захочу защитить от политики, которая теперь казалась невыносимой, – она покачала головой. – И я не смогла простить ему изгнания Али. Мне кажется, я могла бы простить Гасану немало страшных вещей, но, послав нашего сына на верную смерть… он растоптал ту часть моего сердца, на которую когда-то претендовал.

Нари вздрогнула. Она знала это чувство.

Хацет внимательно посмотрела на нее.

– Ну вот, я рассказала тебе историю своего брака, теперь и ты должна ответить мне тем же. Я знаю, что ты не любила Мунтадира, но думаешь ли ты, что однажды смогла бы править вместе с ним?

Нари обдумала вопрос. Еще несколько недель назад она бы ушла от ответа: уже не в первый раз Хацет пыталась совать нос в ее семейную жизнь. Мунтадир и Али были соперниками, и союз Мунтадира с Дэвами через его супругу Нахиду был одним из сильнейших козырей у него на руках.

Но все это пошло прахом, и Нари ответила с необычной для себя честностью:

– Не знаю. Я была готова многим пожертвовать ради своего народа, но не думаю, что смогла бы встать на сторону Мунтадира, если бы он превратился в своего отца. А если бы ему удалось измениться и противостоять отцу, тогда бы, я думаю, он первым же делом со мной развелся. Мы были ужасной парой.

Хацет ответила невеселой улыбкой.

– Очень дипломатичный ответ. Если отбросить все остроты, я отношусь к тебе с большим уважением, бану Нахида. Твой прагматизм меня восхищает, равно как и твоя готовность держать в уме противоположные идеи. Я не сомневалась, что дочь Манижи окажется умна, но твоя мудрость застала меня врасплох.

– Рада удивлять, – сухо сказала Нари. – Вы были с ней знакомы? С моей матерью?

– Не очень близко – хотя я и не уверена, что кто-то, кроме ее брата, знал ее близко. Мы с Гасаном были женаты всего несколько лет, когда она исчезла, а при дворе я ее избегала.

– Из-за Гасана?

– Нет, не из-за увлечения моего мужа. – Хацет повернулась и заглянула ей в лицо. – Просто я боялась ее, бану Нари, а я не из тех женщин, которых легко напугать. Я до сих пор помню, как Гасан привел меня в лазарет, чтобы познакомить со «своими уважаемыми Нахидами», как он их называл. У меня по коже побежали мурашки: они были узниками там, и это казалось настолько очевидным, что меня потрясло, как Гасан может этого не замечать. Рустам так дергался в его присутствии, что не мог удержать чашку в руках.

И все же ты хотела снова сделать из нас узников . Но вслух Нари этого не сказала.

– А Манижа?

– Я слышала, как дэвы шептались между собой, называя ее богиней. Но я отмахивалась от этого, как от предрассудка огнепоклонников, – добавила королева чуть извиняющимся тоном. – Но описание ей шло, и Манижа это знала. Ты бы видела ярость, негодование, горящее в ее глазах оттого, что низшие существа, вроде нас, посмели посадить ее в клетку. Помню, я подумала про себя, что, если политические ветры когда-нибудь переменятся, она, не колеблясь ни секунды, убьет нас всех. И в некотором смысле… – сожаление отразилось на ее лице, – я не могу ее винить.

Я тоже . Нари презирала насилие, совершенное ее матерью, но не могла винить ее за то, что она ударила по своим обидчикам. Манижа раскусила Нари той ночью на крыше, взывая к той частичке ее души, которая мечтала подняться с колен. Перестать бояться.

Нари отказала ей. И теперь она была окружена джиннами, которым не доверяла, не имея четкого плана на будущее.

Хацет смотрела на нее так, словно могла читать мысли Нари.

– Они победили, – сказала она. – По крайней мере, сейчас это так. Твоя мать восседает на троне, твой Афшин стоит с ней рядом, а дэвы безраздельно властвуют в развалинах Цитадели и на руинах Кахтани. Так как же эта стойкая, несгибаемая женщина, которая легла в брачное ложе со своим врагом и отказалась от Афшина, которого, по слухам, любила, оказалась здесь, а не с ними, а печать Сулеймана – на челе моего сына?

Нари покачала головой:

– Я хочу верить, что, если бы все видели то же, что я видела во дворце, они бы меня поддержали. Гезири, убитые ядом Манижи, умирали чудовищной смертью, Хацет. – Она содрогнулась, вспоминая вопли стражников Гасана, вцепившихся в свои головы. – И ведь большинство из них были невиновны. Слуги, писцы и обычные мирные подданные, которым в одну неудачную ночь просто не посчастливилось стать разменной пешкой в играх сильных мира сего. Дети! – Нари замолчала, снова видя перед собой маленьких мальчиков в окровавленных праздничных одеждах. Она не думала, что когда-нибудь сможет их забыть. – Это афера, – добавила она, вновь разозлившись.

– Афера?

– Это ведь считается приметой мудрого лидера, верно? Готовность идти на жертвы ради высшего блага? Но никто никогда не спрашивает «жертв», готовы ли на это они – не они выбирают, умирать их детям или нет во имя какого-то теоретического высшего блага. Я сама происхожу из такого народа, – сказала она, вспоминая циничное описание Якубом последней египетской войны. – Я родом из страны, за которую веками воевали чужеземцы. Мы умираем и проливаем кровь, накапливая долг, который власть имущие нам никогда не вернут. – Нари дрожала. – Я не хочу продолжать эту традицию.

Хацет смотрела на нее очень долго. Это был оценивающий взгляд, и когда королева заговорила снова, казалось, что она пришла к какому-то решению.

– Как я и говорила… ты мудра.

– Или глупа. Потому что я не представляю, как бороться с тем, кто всегда готов отвечать на насилие еще большим насилием.

– Перехитрить их. – Хацет отвернулась. – Идем. Тебе нужно встретиться кое с кем.

Этого Нари не ожидала.

– С кем?

– Вы не единственные наши гости из Дэвабада.

Заинтригованная, Нари оставалось только следовать за Хацет, которая зашагала прочь, направляясь к узкому коридору, спрятанному за большой библиотекой – той самой, о которой упоминал Али. Нари безумно хотелось заглянуть внутрь, но пока что ей пришлось ограничиться беглым взглядом на книжные полки, поднимавшиеся под самый потолок, и дивные витражи из ярких стекол.

Хацет кивнула женщине Аяанле, которую Нари раньше видела в воинской форме, и они обменялись несколькими словами по-нтарански, после чего привратница распахнула дверь, и взгляду Нари предстала уютная комната с огромным количеством свечей. Маленький пожилой джинн, завернутый в одеяло, сидел перед дымящейся миской. Они подошли ближе, и старик поднял на них усталые зеленые глаза.