Илона Эндрюс - Грань cудьбы [любительский перевод]

Одри выглянула в дверной проем. Пожилой мужчина с вьющимися рыжевато-каштановыми волосами стоял у кухонной плиты, помешивая тесто в стеклянной миске, его слегка сутулая спина была повернута к ней.

Она бы узнала эту позу где угодно.

Одри подняла арбалет и шагнула в гостиную.

Мужчина потянулся к мешку с мукой, стоявшему на стойке. Одри нажала на спусковой крючок. Струна оборвалась с удовлетворительным звоном. Болт пробил мешок в нескольких дюймах от пальцев мужчины.

Мужчина обернулся и улыбнулся ей, сверкнув своими голубыми глазами. Она знала эту улыбку. С этой улыбкой он легко обманывал.

— Привет, карапуз.

Одри опустила арбалет.

— Привет, пап.

— Хороший выстрел. — Симус Каллахан наклонился, глядя на древко, торчащее из мешка с мукой. — Я бы сказал, что ты его убила. В яблочко.

Одри положила арбалет и скрестила руки на груди. Внутри нее тоненький раздраженный голосок визжал: убирайся, убирайся, убирайся… Он был в ее доме, и ей пришлось сжать пальцы на руках, чтобы не наброситься на него и не вытолкнуть вон.

Но она была дочерью Симуса, и двадцать три года, проведенные в мошеннической среде, сделали ее голос спокойным и легким.

— Как ты меня нашел?

— У меня есть свои способы. — Симус открыл мешочек и высыпал немного муки в готовящееся тесто. — Я готовлю свои фирменные блинчики. Ты ведь помнишь их, не так ли?

— Конечно, папа. Я помню. — Он был у нее на кухне, трогал ее вещи. Она все это продезинфицирует, когда он уйдет.

Линг выскользнула из задней двери, поспешно обошла ноги и оскалилась на Симуса.

— Я не очень-то нравлюсь твоей маленькой твари, — сказал он, выливая тесто на шипящую сковороду.

— У нее хорошие инстинкты.

Симус посмотрел на нее своими голубыми глазами, похожими на два льняных лепестка под густыми рыжими бровями.

— В этом нет необходимости.

К черту все это.

— Чего ты хочешь?

Симус развел руками, держа в правой лопатку.

— Моя дочь исчезает на четыре года, не говорит мне, куда отправилась, не звонит, не пишет. Я, что, не имею права беспокоиться? Все, что у нас было осталось — это маленькая записка.

Ага, конечно.

— В записке говорилось: «Не ищите меня». Это был ключ к разгадке.

— Твоя мама волнуется, малышка. Мы все волновались.

Выметайся, выметайся. выметайся.

— Чего ты хочешь?

Симус тяжело вздохнул.

— Разве мы не можем поесть, как нормальная семья?

— Чего ты хочешь, папа?

— У меня есть работа в Западном Египте.

В Зачарованном. Зачарованный и Сломанный миры имели схожую географию, но их истории шли совершенно разными путями. В мире без магии огромный полуостров, выступающий из юго-восточной оконечности континента, был известен как Флорида. В Зачарованном мире это был Западный Египет, где Аллигатор, Кобра и Ястреб составляли трио египетской короны.

— Это займет не больше недели. Хороший солидный куш.

— Не интересно.

Он снова вздохнул.

— Я не хотел поднимать эту тему. Это касается твоего брата.

Ну, конечно. Разве это может касаться кого-то другого?

Симус наклонился вперед.

— В Калифорнии есть такое заведение…

Она подняла руки.

— Я не хочу этого слышать.

— Оно прекрасное. Оно как курорт. — Он сунул руку в карман куртки. — Посмотри на фотографии. Эти врачи, они самые лучшие. Все, что нам нужно сделать, это провернуть это ограбление, и мы сможем отправить его туда. Я бы сделал это сам, но это работа для троих.

— Нет.

Симус выключил плиту и отодвинул сковородку в сторону, на холодную конфорку.

— Он твой брат. Он любит тебя, Одри. Мы уже три года ни о чем тебя не просили.

— Он наркоман, папа. Н-а-р-к-о-м-а-н. Сколько раз он проходил реабилитацию? Когда я уезжала, было восемнадцать, а сколько на данный момент?

— Одри…

Но было уже слишком поздно. Она начала и не могла остановиться.

— У него была терапия, у него были вмешательства, у него были врачи, консультанты и реабилитационные центры, и это ни черта не помогло. И знаешь почему? Потому что Алексу нравится быть наркоманом. Он не заинтересован в том, чтобы стать лучше. Он грязный подонок-наркоман. И вы позволяете ему это.

— Одри!

— А какому правилу ты научил меня, папа? Единственное правило, которое мы никогда, никогда не нарушаем? Нельзя красть у семьи. Он украл мамино обручальное кольцо и заложил его. Он украл у тебя, он украл у меня, он разрушил мое детство. Все вырученное попадало ему прямо в нос или в рот. Этот человек никогда не встречал наркотика, который бы ему не пришелся бы по душе. Он не хочет лечиться, да и зачем ему это? Мама и папа всегда будут рядом, чтобы украсть ему еще на таблетки и забрать его с улицы. Ему достаются как наркотики, так и все это внимание. Черт побери, зачем ему меняться?

— Он мой ребенок, — сказал Симус.

— А кто я, папа? Рубленая печень?

— Посмотри на себя! — Симус поднял руки. — Смотри, смотри, у тебя хороший дом, холодильник вон полон. Тебе не нужна никакая помощь.

Она пристально посмотрела на него.

— Алекс болен. Это болезнь. Он ничего не может с собой поделать.

— Чушь собачья! Он не хочет помогать самому себе.

— Он умрет.

— Хорошо.

Симус хлопнул ладонью по стойке.

— Возьми свои слова обратно, Одри!

Она сделала глубокий вдох.

— Нет.

— Прекрасно. — Он откинулся назад. — Прекрасно. Ты счастливо живешь в своем прекрасном доме. Играешься со своим питомцем. Покупаешь красивые вещи. Ты делаешь все это, пока твой брат умирает.

Она рассмеялась.

— Пытаешься вызвать чувство вины, папа? Подожди, я покажу тебе чувство вины.

Она протопала к книжной полке, вытащила фотоальбом и шлепнула его на стойку перед ним. На снимке ее шестнадцатилетнее я смотрело изуродованным лицом. Ее левый глаз заплыл и превратился в пухлый черный мешок. На ее щеках виднелись сухие следы крови, тянущиеся от полудюжины порезов. Ее нос представлял собой бесформенную выпуклость.

— Что это такое? Ты помнишь это?

Симус поморщился.

— Что, нечего сказать? Позвольте мне помочь тебе вспомнить: именно тогда мой милый братец продал меня своему дилеру за какой-то метамфетамин. Я должна была отдать ему все деньги, которые у меня были с собой, и золотую цепочку, которую мне подарила бабушка, и я должна была проникнуть в лабораторию конкурирующего наркодилера и украсть его тайник, чтобы меня не изнасиловали. Мне пришлось вломиться в бандитский дом, папа. Если бы меня поймали, они убили бы меня в мгновение ока… если бы мне так повезло. А что Кори, дилер? После этого он использовал меня как боксерскую грушу. Он повалил меня на землю и пинал ногами в лицо и в живот, пока не устал. Я должна была умолять… умолять! — чтобы он меня отпустил. Посмотри на мое лицо. Это было за два дня до моего семнадцатилетия. И что же ты сделал, папа?