Евгений Кустовский - Укрощая Прерикон [СИ]

«Поразительно, как многому можно научиться у простых наших людей! — восторженно пишет Шарль на полях дневника, — порой мы с Дейвом меняемся ролями: он становиться моим учителем, а я — его учеником, кроме того, он мой проводник, и я во всем ему подчиняюсь, когда дело касается ориентирования на местности. Так непривычно чувствовать себя подчиненным, но честное слово, мне даже иногда нравиться! Во время обучения в университете мне так не хватало авторитета, все эти древние мастодонты, знаете ли… Учиться у них можно разве что тому, как прожить долгую и бессмысленную жизнь! Однако, право же, не ожидал, что найду ментора в прериях… (Пожалуй, не стоит показывать эту запись моей матушке, она — женщина весьма консервативная — и была бы против таких отношений.) И хотя я в этом деле мало что смыслю на практике, лишь представляя примерно, кому тот или иной след принадлежит, я думаю, что этот удивительный юноша весьма поднаторел в деле чтения следов, превзойдя в нем даже своего отца, опытного следопыта. Несомненно, Брэндон имеет за плечами багаж лет, однако умом он обладает очень косным, Дейв же гибок и умеет подстраиваться под новые обстоятельства, для него Прерия, что для меня новая книга: — с такой же страстью он переворачивает ее неизведанные пока страницы! Если бы еще этот надоедливый пес его не отвлекал (право, местами Дейв такой ребенок!), я сколькому бы мог от него научиться! Ни одна практика на Бринских болотах, куда нас возили эти замшелые пеньки, да простит меня Гнозис — место как раз для них, не сравниться с опытом жизни в Прериконе…»

В этом небольшом древостое Шарль открыл для себя очередной новый мир и надолго залег на тамошнем дерне, изучая норы зверей, живущих в маленьком лесу. Ужом он извивался между корней, делая новые записи дневника на ходу у себя в голове. Кроны деревьев заменили ему крышу шатра, в лесу царила та же полутьма и потому Шарль чувствовал себя там более чем уютно. В степи и в лагере он был как на ладони, здесь же, в древостое, обрел наконец столь желанную им тишину. Только птицы нарушали ее, шелест потревоженных ветром листьев и лапки пугливых мелких лесных зверьков, осторожно снующих туда-сюда внизу.

Однажды ученый нашел то, что было прежде покинутой лисьей норой. Ее кто-то существенно расширил и углубил. Эта нора располагалась под крупнейшим деревом леса — дубом, чьи развертистые корни опускались вдоль небольшой возвышенности, на которой дуб рос, и вглубь которого уводил подземный ход норы. Толстую кору ствола дерева в одном месте пропахали четыре глубокие борозды, но, что примечательно, ничего похожего на заброшенную берлогу медведя Шарль, исследовавший к тому моменту почти весь лес, на нашел. Загадку их происхождения разрешил Дейв, найдя пометку рукотворной.

— Да, медведи метят территорию когтями! — сказал он — выходец из Холлбрука — повидавший в детстве много подобных меток предостережения и хорошо помнящий их, пускай и был тогда ребенком. — Однако обратите внимание на расстояние между второй и третьей бороздой, — Дейв указал рукой на найденное им несоответствие, — оно больше, в то время как все остальные борозды находятся на примерно равном удалении друг от друга. Первая борозда сделана не под тем углом, при ближайшем рассмотрении становиться ясно, что каждую из этих борозд нанесли по-отдельности. К тому же взгляните, кора повреждена совсем не так, как пристало медвежьей лапе: края борозд слишком ровны для когтей, и высота на которой находится метка, — нет, месье Тюффон, это вовсе не медведь, эти четыре зарубки оставил человек, притом бывший, должно быть, в ужасной спешке… Полагаю (это слово Дейв произнес с неуверенностью, он почерпнул его недавно из лексикона Шарля и пока недостаточно еще распробовал, что вводить в речь вольно), здесь есть схрон или что-то вроде, так во всяком случае мне кажется… Думаю, подделывая след когтей медведя, этот неизвестный хотел отпугнуть непрошенных гостей, вроде нас с вами.

— Человек! Здесь? Но как?! — глаза Шарля сначала округлились, но почти сразу же загорелись огнем ясности, — туземец, значит!..

След и правда был оставлен человеком, его останки или останки кого-то близкого ему были впоследствии обнаружены в норе, там же нашли томагавк и бусы, а Шарль едва не умер от яда гадюки. Случилось это следующим образом.

Дейв всеми силами отговаривал ученого от расхищения возможной могилы. В ведении споров он был неопытен и, очевидно, просчитался: приводя аргументы, Дейв делал ставку на мораль, — для рационального же ума ученого слово «негоже» и словосочетание «не положено» были пустым звуком. Слово «опасно» было куда ближе его преданному долгу сердцу, однако в сложившейся ситуации тоже едва ли могло помочь. Воспитанный в строгой консервативной семье Шарль как человек не терпел запретов, для него же как ученого не было разницы между костями животного и прахом себе подобного. К тому же любой аргумент, даже самый веский, был заведомо обречен на провал, когда глаза ученого загорались так, как загорелись тогда. В такие моменты Шарль был готов пойти на все, чтобы заполучить желанное им или совершить задуманное. Он становился помешанным, закрывался от всего мира и ни один вор на свете, даже самый искусный, во век не смог бы подобрать отмычку к замку его двери. В тот раз это присущее ему рвение, граничащее с одержимостью, едва не стоило ему жизни, в некотором смысле повторился инцидент с речкой и неводоплавающим Шарлем. Если ты не червь, то не лезь в землю, если человек, то не расхищай могилы! Уважай прах умерших, и они уважат тебя, не вмешиваясь в дела живых. Однако Шарль вмешался и потерял друга.

Найдется ли в мире еще хоть один такой безумец, готовый броситься в неизвестность сломя голову? Еще хоть один такой же, как молодой Тюффон? Напрасно Дейв призывал его к благоразумию, напрасно перекрывал своим телом вход в нору. Дейв был чутким малым, он шкурой чувствовал там западню, и было в черных недрах дыры что-то пугавшее его, а если уж такой храбрец, как этот молодой охотник, испугался, значит, дело точно принимало скверный оборот.

— Право же, Дейв! Если вы сейчас же не отступите, я буду вынужден прибегнуть к приказу! Надеюсь вы понимаете, что мне бы очень этого не хотелось, Дейв, однако, если вы не выполните мои требования, то увы, — я вынужден буду претворить эту угрозу в действия! — пламя в глазах ученого пылало как никогда ярко, в этот миг он даже позабыл о том, кто перед ним. Дейв упал в его глазах не просто до уровня других наемников, он был теперь просто преградой, которую Шарль должен был преодолеть во что бы то ни стало, во имя науки, общества и своего перед ним долгая, но было еще кое-что, что заставляло его поступать так, нечто от него не зависящее, какая-то внутренняя его часть, не вполне ему подвластная.