Такаббир Кебади - Трон знания. Книга 3

Малика села за стол. Конечно же, она никого не будет наказывать за ослушание. Но не случится ли так, что ей придётся всё время уступать Иштару ради спасения чьих-то жизней? На душе заскребли кошки.

— Давай познакомимся.

— Я готов, — произнёс Альхара, не поднимая головы.

— Где ты выучил слот?

— В Ракшаде.

— Ты был раньше в Краеугольных Землях?

— Ни разу. Это моя первая поездка.

— Сколько тебе лет, Альхара?

— Тридцать семь, шабира.

— У тебя есть жена?

— Есть.

— И гарем есть?

— Кубарат, — поправил Альхара, продолжая смотреть в пол. — Гарем — это отжившее название.

— Я знаю, но слово «гарем» в ваших книгах встречается чаще, чем «кубарат».

— У вас старые книги. Мы изменили название двести лет назад.

— Понятно. У тебя есть кубарат?

— Конечно.

— Сколько у тебя женщин?

— Необычный вопрос для шабира. Прости, для шабиры.

— Обычный для женщины, которая никогда не была в Ракшаде.

— В Ракшаде не принято спрашивать о кубарах.

— Мы в Грасс-Дэморе. — Малика поводила пальцем по столу. — Почему ты на меня не смотришь?

— Не хочу.

— Присядь, Альхара.

— В присутствии хазира и шабира… шабиры… — Ракшад прокашлялся. — Прости, я ещё не привык. В их присутствии мы стоим.

— Мои слова ты принял за просьбу или приказ?

Альхара передёрнул плечами:

— Шабира никогда не просит.

— Тебе это не нравится. Я вижу.

— Я должен привыкнуть к тому, что мной будет командовать женщина. Согласись, за три тысячи лет от этого можно отвыкнуть.

— Последняя шабира была три тысячи лет назад?

— Да. Джурия. Она вторая. А Ракшада стала девой-вестницей…

— Пять тысяч лет назад, — перебила Малика. — Иштар говорил.

— Она выковала Ракшаду и стала нашей единственной святой.

— Альхара, ты стоишь так далеко, будто я прокаженная. И не смотришь на меня, словно я урод. Я чувствую себя неуютно. Присядь к моему столу.

Продолжая смотреть под ноги, он приблизился и опустился на стул.

— Быть шабиром почётно? — спросила Малика.

— А ты как думаешь? Почётно быть посредником между Всевышним и Ракшадой?

— Если бы это было в моих силах, я бы сняла с себя цепь и надела тебе на шею. Я не хочу быть девой-вестницей. Я даже не думала об этом. Я попалась по незнанию. Мне очень жаль, Альхара, что так вышло.

— Служение шабире — великая честь.

Малика улыбнулась:

— Ну что? Приступим?

— Приступим. Скажи, где я могу купить зверя, как у вашего правителя?

— Нигде. Зверь называется моранда. У них не бывает детёнышей.

— Если есть звери — есть щенки.

— И самцов нет.

— У вашего правителя самец. Я видел.

Малика облокотилась на стол, упёрлась подбородком в кулаки:

— В Грасс-Дэморе есть древний народ. Точнее, женщины — моруны. Моранды — это неупокоенные души морун, убитых, изнасилованных и тех, кто наложил на себя руки. Если моруна уходит на тот свет беременной, на этом свете появляется беременная моранда. При родах она умирает вместе со щенками. Но так случилось, что правитель спас самца.

— Тогда я хочу приобрести самку.

— Моруны живут на полуострове Ярул. Моранды их охраняют. Зверь правителя, похоже, ещё не знает, что надо перегрызать глотку любому, кто обижает моруну. Теперь подумай, нужна ли тебе самка, которая за меня перегрызёт половину ракшадов.

— Ты моруна?

— Если бы ты посмотрел на меня, то увидел бы, что я киваю.

Уголки тёмных губ дрогнули.

— В Ракшаде тоже много легенд. И законов много. Начну с закона, который стал для нас воздухом. Нарушить этот закон — значит перестать дышать, — сказал Альхара и устремил взгляд на Малику. — Шабиры неприкосновенны. Тигр на твоей шее — это миллионы ракшадских воинов, готовых перегрызть за тебя глотку любому.

С раннего утра и до позднего вечера Малика учила шайдир — ракшадский язык — и знакомилась с законами, которые стали для ракшадов нормой жизни. Некоторые законы она знала, но даже не догадывалась, какие причины послужили поводом для их принятия. В голове потихоньку вырисовывалась картинка другой Ракшады — страны, вынужденной идти по жестокому и беспощадному пути ради великих идей и целей.

Через несколько дней вернулся Мун. Войдя в спальню, вложил Малике в руку ключик на кожаном шнурке.

Она поднесла ключ к окну, покрутила в солнечных лучах:

— Как настоящий изумруд. Мастер Ахе превзошёл себя.

Старик улыбнулся:

— Изумруд настоящий. — Помахал перед её носом мятым листочком. — А это заговор. Осталось решить, кому ты отдашь ключ.

Поздно вечером приехал Вилар. Вошёл в библиотеку в дорожном костюме, держа на плече сумку:

— Только узнал, сразу к тебе. — Бросив сумку на пол, сел рядом с Маликой. — Что ты наделала?

— Вы зря приехали.

— Малика, милая! Тебе нельзя ехать в Ракшаду.

Она захлопнула книгу:

— Я не хочу разговаривать с человеком, который не умеет держать язык за зубами.

— Что с тобой?

— Со мной? Что случилось с вами, маркиз Бархат? Вы казались мне надежным человеком. Я верила, что наши разговоры останутся между нами. Я верила, что вы никому не раскроете мою тайну. И тут я узнаю, что Йола в курсе всего. Кому ещё вы рассказали?

Вилар вспыхнул:

— Никому.

— И как мне верить вам дальше? Это моя любовь, моя боль, моя беда. Я не хочу, чтобы её кто-то обсуждал. И я рада, что уезжаю. Не буду слышать шепотки за спиной, не буду ловить ехидные взгляды. Я не буду видеть вас.

— Понял. — Вилар встал, взял сумку и удалился.

Малика проводила его взглядом и побежала к себе в комнату. Кинулась к шкафу. Так и есть! В углу стоял старенький саквояж, в который она засунула пиджак Адэра, некогда забытый им в одно из ночных посещений её спальни. Сначала Малика не знала, как его вернуть хозяину, а потом забыла. Сейчас, через год, вспомнила — глядя на дорожную сумку Вилара.

Малика надела пиджак Адэра на плечики, расправила лацканы и рукава — чем не хранитель ключа? Вытащила из ящичка листочек с заклинанием, выключила свет — тигр на цепи засветился в темноте фосфорическим светом. Зажгла свечу. Нагрела изумрудный ключ в ладони.

— Замыкаю, затворяю затвористым замком своё сердце и прячу ключ у желанного, — зашептала она, скользя глазами по строчкам. — Отвернусь от окна — закрой ставни. Переступлю порог — закрой двери. Покину дом — замкни мой кров. Вокруг дома любимого море бездонное, небо бескрайнее. Никого не пускают, ключ охраняют. Вернусь по мосту изумрудному через море безбрежное, через небо высокое, прикоснусь к ключу, сердце отворю, наговор мой будет пуст.

Поцеловала ключ, опустила в карман и, скрутив пиджак, вновь спрятала в саквояж.

***

Солнце давно закатилось за море. Окна стали непрозрачными, и только свет слюдяной луны пробивался сквозь тёмные стёкла, в которых отражался Адэр, изучающий отчёты ведомств.