Рихард Швартц - Огненные острова

— Теперь она свободна, — тихо сказала девочка, потянув меня за руку. — Давайте уйдём, вам необязательно смотреть на то, как враг совершает предательство. Он никогда даже не собирался сдерживать свои обещания.

Я ещё увидел, как солдаты на стене наклонились вперёд, каждый второй взял тяжёлый щит, а другой — заряженный арбалет.

Теперь мы стояли в тронном зале. Она отпустила мою руку и встала передо мной. Протянув ладонь, она что-то вытерла с моей щеки.

— Вам не нужно её оплакивать. Она свободна. Столько лет ей пришлось терпеть то, что стало её тюрьмой. И ей была оказана последняя милость, она не почувствовала боли от болта. Её душа теперь находится в руках Борона, он будет её судить, но она не станет его бояться, — она снова взяла меня за руку. — Это вы, Родерик, были тем, кто дал ей сил выстоять. Вы должны этим гордиться, как гордится она. Не оплакивайте её, потому что страна узнает, что с ней случилось: как она отдала себя в руки врага, чтобы защитить свой народ, как была нарушена сделка, как они собирались сжечь её на костре и как она обратилась в свет Борона, и бог наказал врага. Поскольку никто не видел, как она умерла, она будет жить в сердцах своего народа, и со светом разнесёт своё последние послание по всей стране.

Она указала на большой меч, который висел на стене позади трона.

— Идите туда и передайте мне меч, я слишком маленькая, чтобы дотянуться до него. Мне пришлось бы карабкаться на спинку трона, как в тот раз, когда вы нашли меня здесь. Королеве не подобает играть на троне, вы сами сказали мне об этом, поэтому должны подать мне Каменное Сердце.

Я подошёл к стене и снял меч Каменное Сердце, красные глаза которого вспыхнули, когда я к нему прикоснулся. Я всё ещё ему не нравился, даже в моих снах.

— Меч королевства, — сказала она, когда я встал перед ней на колени и протянул его, держа обоими руками. — Когда стены рухнут, они захотят его забрать, но вы, как и я знаете, что это не Каменное Сердце. Он находится в руках другого человека.

Она потянулась к рукоятке меча, нажала на горящие глаза и повернула голову дракона. Голова с тихим щелчком отделилась от рукоятки, в которой лежал плотно свёрнутый пергамент.

— Это один из последних секретов, оставшихся у меня, Родерик. Это меч королевства, поскольку каждый правитель с его помощью объявляет свою волю. В рукоятке настоящего клинка вы найдёте в том числе и мою, снабжённую моей печатью, с решением, кто должен стать новым сердцем Иллиана.

Она заметила мой взгляд и весело улыбнулась.

— Нет, успокойтесь, я не стану взваливать эту ношу на вас, у вас другая судьба. — Меч исчез из моих рук и снова оказался на стене. — Стены города выдержат. Враг продолжит убивать, но за каждого нашего убитого, холод, голод и чума заберут десятерых из них. С каждым убийством наших людей, народ будет обретать всё больше решимости. А пока держится столица, враг остаётся связанным и не может в полную силу продвигаться к северным землям, — она улыбнулась. — Кто знает, может эти стены будут ещё стоять, когда вы вернётесь к нам, Родерик. Тогда вы будите знать, как определить, кому принадлежит этот трон. Возможно, на нём уже будет кто-то сидеть. Если не тот, кого выбрала я, тогда делайте то, что необходимо.

Я всё ещё стоял перед ней на коленях. Она подошла ко мне и обняла, одарив улыбкой, в которой когда-то было столько доверия и радости, прежде чем тот, кто столкнул её со стены, разрушил её жизнь, забрав всю радость и оставив взамен страдания. Она обняла меня, от её дыхания веяло яблоками. — Он пообещал, что мы увидимся вновь, — сказала она с дружеской улыбкой, вложив мне в руку яблочное семечко. — Оно для вас. Посадите за меня дерево, — прошептала она, затем вместе с Иллианом исчезла в белом свете.

Я сидел в своей постели и плакал. Это был всего лишь сон, говорил я себе, полёт фантазии, родившийся из усталости и печали, наверняка, всё это неправда. Я поднял руку, чтобы вытереть щёку и из неё что-то выпало. Яблочное семечко…

Спал я недолго, после четвёртого колокола прошло не более одного отрезка свечи, значит сейчас было немного за полдень. Я умылся и посмотрел на своё отражение в полированном серебряном зеркале, заметил мыло и кожаный ремень на крючке. Я не брился уже несколько недель, в Бессарине только евнухи ходили без бороды. Я вытащил свой кинжал, посмотрел на него оценивающим взглядом и провёл лезвием по кожаному ремню.

По крайней мере, это простое занятие помогло мне собраться с мыслями.

Стоя там и соскребая бороду, я размышлял о своих снах о нашей королеве.

В последний раз, когда я видел её, она была ребёнком и послала меня на битву при Авенкорском перевале, чтобы преградить путь варварам в страну. Это было срочно, поскольку королевской армии, под командованием графа Филгана, потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до перевала. Поэтому туда отправился я и сорок рыцарей ордена, чтобы удержать перевал, пока армия займёт позицию.

Она знала, чего от меня требует, и что мы больше никогда не увидимся. Сорок верных сторонников умерли на перевале, который мы удерживали двенадцать долгих дней.

Граф, однако, решил, что нет смысла укреплять перевал, и вместе с армией занял позиции в тылу. Он сидел на своей ленивой заднице и просто ждал, а чтобы развеять скуку, занимался соколиной охотой.

Когда он послал проверить, почему варвары не идут, он обнаружил сорок убитых верных сторонников и гору мёртвых тел, такую высокую, что окровавленные тела, словно стеной, заградили перевал.

Варвары отступили, другого сражения не было, а граф фон Тургау исчез.

Я избегал столицы, беспокойно бродил по стране и упрекал мою королеву в том, что это её вина, её неудача, поскольку это она назначила графа Филгана полководцем. И всё же я знал, что мой вердикт был несправедливым. Королева сделала то, что должна. Если бы это имело смысл, она даже приказала бы отнести к перевалу свои носилки. Она обладала всем тем мужеством и волевым характером, которых так не хватало графу.

Я не раз подумывал о том, чтобы вернуться, увидеть её ещё раз, но каждый раз говорил себе, что она теперь стала старше, уже больше не ребёнок, дразнящий меня тем, что я сажаю яблони. Уже не та девочка, которая собирала для меня яблочные семечки от каждого съеденного яблока. Уже больше не ребёнок, не та, кого я любил, как свою собственную дочь.

Сон или нет, но в глубине души я знал, что наша гордая королева умерла. Я опоздал, слишком долго медлил, изворачивался, искал причины, чтобы избегать её. По крайней мере во сне, она не держала на меня обиды.

Да ей и не было в этом нужды, я вполне мог справиться с этим сам. Она, кому никогда не довелось быть с мужчиной, была в моём сне в свадебном платье.