Рихард Швартц - Властелин кукол

Остальные сели за стол, а Варош преувеличено принюхался.

— Ммм, я люблю жареную свинину.

— Властелин Кукол коснулся меня, — сообщил я. — Он действительно стискивает кулак из стали вокруг разума человека.

— Одеть ему на голову мешок было хорошей идеей, — заметил Варош, с благодарностью кивая Афале, когда та начала ставить на стол тарелки с жарким. Было обеденное время, и меня всё устраивало, так как я ужасно проголодался.

— Предание и эльфийский разум, — объяснила Зокора, потому что это было её предложение. — Глаза — это врата к разуму и окна, навязывающие волю. Отсюда следует, что взгляд некроманта — это его оружие, — она подняла взгляд от своей тарелки и посмотрела на Афалу. — Ты его испортила.

— Извините, эссэра, — растерянно произнесла Афала. — Я старалась приготовить его как надо. Что я сделала не так?

Зокора заметила, что мы все удивлённо уставились на неё. Видимо, я был не единственный, для кого жаркое выглядело превосходно.

— В нём осталось мало крови. На мой вкус. Для остальных, кажется, как раз то, что надо.

— Простите, я…

Зокора бросила быстрый взгляд на Вароша, который мимолётно улыбнулся.

— Всё нормально, женщина. Я попробую, — она заметила, что мы всё ещё удивлённо на неё смотрим. — Можете глазеть на что-то другое, — сообщила она нам.

— Это было извинение? — спросила Лиандра так тихо, чтобы услышал только я.

— Нет, — ответила Зокора с другой стороны стола, перекрывая грохот посуды. — Понимание.

— У неё всё ещё прекрасный слух, Лия, — заметил я.

Я оглядел всех присутствующих за столом, наблюдая, как мои товарищи едят, разговаривают, улыбаются или крадут у другого соль. Это был один из этих редких моментов.

После полудня я вместе со всеми оказался в храме Астарты. Только Наталии не было с нами, у неё были другие дела. Сегодня для меня был день посещения богов. Не только потому, что все шли в храм, но и потому, что Наталия попросила меня сопровождать её в дом Сольтара. Мне не очень этого хотелось, но то, как она обратилась ко мне с просьбой показывало, насколько это для неё важно.

Почему-то я не был удивлён, что Дарзан поклонялся Астарте. Я чувствовал себя здесь неуютно, Астрата не позволяла верующим входить в обуви, доспехах или с оружием. Повсюду были цветы, служительницы богини превосходили друг друга в очаровании, а их обтекающая одежда подчёркивали то, что должна была скрывать. Борон и Сольтар принимали как служителей, так и служительниц, однако Астарта позволяла служить только женщинам.

Всё было безмятежно, спокойно, ярко и мило. Хрупкие носилки, на которых лежал Дарзан, как будто мирно спал, были сделаны из золота. Они стояли прямо перед ступенями, ведущими к островку, на котором возвышалась статуя Астарты — женщины, чью красоту можно было представить себе под тонкой тканью. Капюшон из лёгкого шёлка был низко опущен на лицо, поэтому видны только красивый подбородок и улыбающийся рот.

В течение одной ночи в году — насколько я знал, во время летнего солнцестояния — одежды богини снимали, а утром одевали новые. Трудная работа, поскольку ни одному смертному не разрешалось ступать на освящённый остров. В эту ночь богиня и её служительницы стояли голыми перед верующими и совокуплялись с ними. Я был уверен, что верующие мужчины только и ждали этой одной ночи и копили весь год, чтобы иметь возможность пожертвовать. Золото, серебро или медь, которые позволяли им войти на этот пикантный спектакль.

Там впереди, рядом с носилками, на коленях стоял Хахмед, хранитель протокола. Дарзан был его племянником. Женщина в тёмной одежде рядом с Хахмедом, лицо которой было полностью скрыто вуалью, казалась чем-то необычным в храме богини. Я был почти уверен, что узнал в ней эссэру Фалу.

От неё пришло ещё одно сообщение, чтобы я пришёл к ней во дворец на чай и привёл с собой всех женщин, сопровождающих меня. На этот раз она выразилась более ясно, написав, что это важно, так как речь идёт о пророчестве. Мне нравилась эссэра, но не её суеверие.

Может после всё же появится время.

Мы пожертвовали на похороны, но кто-то обладал большим влиянием, чем могли купить золото и серебро. Дарзан удостоился чести быть погребённым в храме.

Молодая жрица Астарты вышла вперёд и чёткими словами описала жизнь Дарзана. Её голос был нежным и утешительным, когда она говорила о его любви к письму, о том, как он любил поддерживать порядок, о его жажде к знаниям и желании познакомиться с другими странами и другим мышлением. Её голос стал холоднее, когда она заговорила о том, что его использовали для ловушки. Она упомянула бога без имени, который только и мог, что завидовать и призвала верующих навсегда отвернуться от него. Жить любовью, а не завистью, обидой и ненавистью.

Это была прекрасная речь, которая многое рассказала мне о том, чего я ещё не знал о Дарзане, а ещё больше о богине, которую я не часто навещал в её доме. Возможно, это даже было впервые. Астарту считали терпеливой и прелестной, нежной и добросердечной. Она способствовала чувству безопасности, была символом матери и видела в людях своих детей. И всё же… жрица там впереди… Если бы здесь присутствовал верующий Безымянного, она разорвала бы его на части голыми руками, потому что у матери отняли ребёнка. Если служители действительно говорили за своих богов, то у Безымянного и правда не было друзей среди братьев и сестёр.

В конце жрицы запели молитву, большинство верующих присоединилось к пению, даже Лиандра, похоже, знала текст. Вокруг носилок появился золотой свет, стал ослепительно ярким, так что носилки с телом Дарзана исчезли в нём. Свет потух, и носилки оказались пустыми. Под вздохами собравшихся мы все наблюдали, как большая бабочка последовала за лучом света, падающего через купол храма. Как она вылетела через открытую крышу. Даже у Лиандры были на глазах слёзы.

— Что значит эта бабочка? — тихо спросил я, когда мы уходили. На большой плите справа от входа каменщик уже вырезал имя Дарзана. Там, у подножья плиты, лежало так много цветов, что мужчина до бёдер утопал в подношениях.

Лиандра всё ещё испытывала умиление.

— Богиня дала ему ещё немного времени, чтобы увидеть красоту. Бабочка — это душа Дарзана на пути к Сольтару, — ответила она хриплым голосом.

Я оглянулся на храм, который был ярким, изящным и оформлен в золотых и мягких постельных тонах. Маловероятно, что меня будут хоронить так, а если всё же да, то я, без сомнения, превращусь в толстую чёрную ворону.

Когда мы вернулись домой, Наталия уже ждала нас там. Она выглядела усталой.

— Я нашла храм, — обессилено сообщила она. — Это было не особо сложно, просто нужно было спуститься вниз. Я не понимаю, почему его местонахождения считается тайной, потому что мимо уж точно не пройдёшь.