Роберт Мур - Птица счастья [СИ]

Лев Константинович был чиновником высокого ранга, однако новость об отставке президента узнал, как все простые люди, — «из телевизора». Этот факт настолько задел его самолюбие, что в организме надолго поселилось неприятное чувство неопределенности. Любые перестановки такого уровня хоть и не меняли внутренней государственной иерархии, но тем не менее являлись достаточно значимыми. Миссия Минина была настолько особенной, что его взаимоотношения с любым руководством государства оказывались неизбежными. Главы могли меняться, но он всегда оставался на своем месте. Через день Льву Константиновичу поступило приглашение отобедать с вышестоящим генералом.

Встреча состоялась в одном из ресторанов столичных в обстановке неформальной.

— Поздравляю вас с первенцем, Лев Константинович, — сиял в обманчивой фамильярности генерал.

Минин совсем не ожидал разговоров о личном: сын у него уже месяц как родился, и он успел попривыкнуть к его присутствию. Однако, благодаря поздравлению, вдруг вспомнил он ощущение маленького человека на руках, его беззащитность и чистоту, понимая, что именно сейчас, в этот момент он весь и есть душа. И захотелось ему сразу защитить своего ребенка, чтобы генерал ни единого слова о нем произнести не мог своими сальными от жирного борща губами.

— Благодарю.

— Большой, богатырь?

— Да. Ваши как?

— Моих не видел давно. Они у меня в Штатах заморских.

На этом любезность генерала поутихла, и после недолгого молчания во время трапезы Минин завел разговор о произошедшем:

— Вы знали, что глава уйдет в отставку?

— Да.

— Будут ли какие-то распоряжения по нашему проекту теперь?

— Ну, вы продолжайте растить Национальную Идею, как и растили. А мы будем Подвиг Народа Великой Войны пока использовать. От вас требуется альтернатива, ветеранов все меньше, а молодых пока не нарастили…

Генерал тогда еще не знал, что эта альтернатива была не обязательна. Что чем дальше событие отодвигалось в веках, тем проще им могли распоряжаться.

Что всего через двадцать лет Война Великая станет символом массовой культуры, крайне прибыльным действом с толпами ряженых и показательным прогоном орудий перед патриотично настроенными гражданами с младенцами в военных костюмчиках на руках.

Сам же Минин обычно смиренно ходил в этот день в церковь и ставил свечки за отца, прошедшего всю войну. Благодарил. А еще поминал убитых и тех, кто убивал. Потому что видел секретные военные архивы и все, что безмолвно в них застыло…

Генерал, не дожидаясь официанта, сам разлил содержимое графина по охлажденным рюмкам и продолжил:

— Вы, как и прежде, имеете статус особый, и вашему отделу пора переходить к испытаниям человеческим. Заканчивайте штамповать овец и свиней. Через полтора года мы должны получить результат, к июню, желательно, чтобы даты рождений оригинала и результата были рядом.

— Группы семей уже отобраны.

— Ну что же, в новом тысячелетии чудо сотворим! Выпьем!

В конце века двадцатого в стране великой для участия в проекте государственном рассматривались тысячи суррогатных матерей и десятки семей для дальнейшего воспитания ребенка, созданного силой науки. Граждане, замеченные в поликлиниках и центрах репродукции: госслужащие, силовики, врачи, философы и психологи, — подверглись тайному и тщательному исследованию и наблюдению во всех сферах своей жизни. В результате работы армии аналитиков было принято решение, что врачи и учителя станут лучшими кандидатами, смогут избежать осуждения среди люда простого и, что немаловажно, сумеют профессионально подойти к заботе о детях. Мария Петровна подходила для обеих групп, и суррогатных матерей, и родителей приемных, при этом и муж ее, Сергей Васильевич, был выдающимся хирургом.

И дала свое согласие Мария Петровна участвовать в программе клонирования солнца русской поэзии, и сравнивали потом люди этот поступок с подвигом первой женщины-космонавта, к настоящему солнцу приблизившейся. И тогда в месте секретном, в больнице, прекрасно оборудованной, в ее чреве, доселе бесплодном, из нескольких сотен яйцеклеток выжили и закрепились две.

Спустя срок, природой отмеренный, на заре нового тысячелетия два генетически идентичных ребенка — «мальчик Александрова М. П., 4250» и мальчик «Александрова М. П., 4100» — появились на свет в стенах родильного дома. Одного нарекли Василием, а брата его — Сергеем.

Мальчики ничем не отличались от других детей, разве что только тайной, незримо окутавшей семью Александровых, и количеством медицинских осмотров, обязательных к прохождению. Традиционную диспансеризацию братьев проводили дважды в год, для отчетности проекта.

Их матушка обладала безграничной женственностью и развитой невозмутимостью. Последнее качество особенно ценилось в женщине, вышедшей замуж за госслужащего порядочного, и щитом обороняло семью от невзгод. Их отцу названному удалось по молодости распознать зачатки этого чудесного свойства в потенциальной спутнице жизни: юный студент медицинского института Александров, приметив в Марии Петровне столь ценную черту характера, в тот же год женился. Так в простой жизненной повседневности, и душевной близости, и горестях проходящих, они вместе прошли десятки лет вместе и вырастили сыновей.

В четырнадцать лет мальчики потеряли отца: заслуженный врач, опытный хирург скончался от удара. Тогда дом заполнился бесконечным количеством услужливых мужчин в пиджаках вычищенных, готовых помочь, так что Марии Петровне не пришлось организовывать ни поминки, ни другие похоронные ритуалы. Мальчики мялись у стен в церкви, мялись у гроба, мялись в ресторане на поминках, и не могли они найти опору ни в чем. Скорбное мероприятие поразило их размахом — заведение, где собрались помянуть усопшего, гудело как шмелиный рой. Пришедшие то замирали во время очередного тоста, то нервно вздрагивали от возникавшего то тут, то там грудного женского всхлипа. Холодно-сдержанный отец вдруг оказался «добрым другом», «храбрым сердцем» и «родным человеком» для десятков мужчин, непроизвольно вызвавших ощущение опасности. В воздухе стоял смешанный запах корвалола и одеколонов, с легким шлейфом алкоголя и гвоздик. Мария Петровна застыла в тихой скорби.

В детстве внешне братья были милы, но к подростковому возрасту лица голубоглазых ангелоподобных мальчиков утяжелились выразительными носами, а кожа пострадала от воспаления. Благосклонностью судьбы один из Александровых подружился с со своей одноклассницей Леночкой еще до гормональных метаморфоз. И дружба эта прошла не только через испытания особенностями полового созревания, но и через всю жизнь.