Роберт Мур - Птица счастья [СИ]

— А все остальные что?

— А все остальные — люди простые, с простыми тревогами и радостями, инстинктами выживания. Ты им эту формулу дашь — и опять начнется истерика. Нужно поменять ее действие, я практически придумал, что нужно услышать птице, чтобы она полиняла. Она же не умеет сама информацию фильтровать.

— Но ведь если масса объединится и вся полиняет, она тоже обретет влияние?

— Ну, сама по себе она не объединяется.

— Вот я приехал за своим источником объединения, — бесцеремонно прервал их беседу Петр Львович.

Братья не обрадовались гостю. Сергей нутром почувствовал опасность, исходящую от Петра, и прямиком прошел на кухню удостовериться, что Лена в порядке.

— Как же ты меня задолбал, Василий, своими приколами. Ну нахера тебе надо было бриться? У нас завтра встреча.

— И я не рад тебя видеть, Петц. И кто тебе сказал, что я на нее поеду?

— Потому что ты — моя собственность. Наденешь парик! А ты, — обратился он к Сереже, — готовься! К отцу скоро поедешь, если формулу доработал.

Вася вскипал, решительно это могло привести к драке, и только Сережа сумел разрядить обстановку, позвав всех к столу. Петина слабость к еде и уважение, которым проникся Вася к Лене, спасли бузотеров от рукоприкладства.

Они уселись за просторный, щедро накрытый стол и под нескончаемую критику Василия со стороны Минина приступили к трапезе. Чтобы не было беды, Сергей решил потушить недовольство в компании винами и крепкими напитками, сам же при этом не употреблял. Пир стоял горой. Минин хвастал своими достижениями, в надежде показать присутствующим людям всю их ничтожность, и не замечал, что не возымел его монолог должной реакции.

— Как поживает жена? — спросила Лена. За прошедшие дни Василий поделился своими переживаниями за судьбу Кристины.

Вася помрачнел. Момент его триумфа безвозвратно уничтожили, носом ткнув в воспоминания неприятные. Зачем, зачем ему опять нужно думать о жене. Все было решено и сделано. И больше он не хотел вспоминать.

— Жена в отъезде. Вернется неизвестно когда. Нам пора, Вася, вставай.

Петр допил свой стакан залпом и направился к выходу.

Вася смотрел на брата, на Леночку — ему очень захотелось вновь вернуться в этот дом. Найти Кристину и поселиться неподалеку. Быть может, он сумеет дописать с братом формулу для птицы счастья. Подходя к машине, он оглянулся и взглянул на манящий теплом свет окна, а в нем темнеющие силуэты брата и Лены. Видение его, окрашенное оттенками охры, растворялось в темноте глубокой ночи, по мере того, как автомобиль удалялся от дома.

Пока хмельной Петр не уснул, Вася все-таки попытался у него выяснить, где Кристина.

— Так ты говоришь, что Крис уехала, ты когда ее вернешь, а то мне скучно бывает.

— Не спрашивай у меня про эту дрянь.

— Почему ты так про нее? Она же потеряла ребенка. Твоего.

— А… про ребенка рассказала. Это она думала, что ребенка потеряла, потому что ей так сказали, потому что она, шлюха, спуталась с кем-то…

— И ты не знаешь, с кем?

— Нет, да и беременности не было…

— Как так?

— Да так, был разрыв кисты яичника, а ей сказали, что она ублюдка потеряла.

Петр ухмылялся как гиена.

Вася побелел — вы просто, чтобы помучить ее, так сказали?

— Вася, мой отец оттого находится у власти так долго, что владеет феноменальной хваткой и чутьем. Ей нужно было указать ее место. Вышло мастерски, если бы не скандал.

— Какая же ты гнида, Петр!

— А чего это тебя так задело? Подруженьку твою обидели?

— Какие же страшные суки!

— Да ты чего разошелся?

Александров кинулся на Петра, адреналин хлынул волной по организму. Вася хотел качественно искалечить сидящее рядом чудовище. После принятого алкоголя и из-за собственных крупных габаритов Петр не мог ответить и пропускал удар за ударом. Минин, закрываясь локтями, приказал водителю остановиться. Тот выполнил приказ, открыл дверь со стороны Александрова и за пальто вытащил его на улицу, повалив на землю у дороги. Небо вынимали из чернильницы ночи, и оно светлело. Наступил предрассветный холод, и птицы принялись славить приход нового дня.

Вася поднялся и от отчаяния застонал, шатаясь у дороги. Петр пристально наблюдал за ним, прижимая ушиб на скуле. И тогда Минин понял природу Васиных метаний. Понял, что все-таки добрался вечный соперник до жены его. Зрачки его вновь стали каплями едкой ртути, и гневом наполнилось сердце, и принял он страшное решение. Он расправил свои могучие плечи и тихо произнес:

— Заканчивай истерику, выдвигаемся.

Гниль глубоко разъела душу Петра и как сухой торф горела от ревности.

Василий затих, вернулся в машину и окончательно обмяк на сидении, почувствовав себя безвольной вещью. Они ехали еще примерно с полчаса, когда Петр приказал свернуть с трассы на бензоколонку и отправил Васю сходить облегчиться, пока заправят машину, потому что больше он на перерыв останавливаться не намеревался.

Александров, подчиняясь бездумно, хотел было зайти в постройку за магазином, но туалет оказался выгребной ямой с дыркой в полу. Вася никогда в жизни не видел подобного и оторопел от дикости отхожего места и смрада, от него исходящего. Как нашатырь, оно привело его в чувство. В углу вместо туалетной бумаги валялась книга. И не стоила бы она внимания, не окажись она одним из Васиных бестселлеров, разодранным для подтирания. И тогда разразился смех молодецкий на рассвете на бензоколонке у места отхожего. Смеялся Василий от абсурдности увиденного — вся его жизнь походила на эту книгу. Захлопнув дверь, махнул рукой, обошел кругом и помочился над оврагом, глядя на лес и поле.

Рассвет наступал своей неотвратимостью и простотой, убеждая Васю в том, что все было исполнено силой ему неведомой и неподвластной. Словно он являлся частицей вселенского творения. Частицей ничтожной, но в тоже время обладающей огромной силой, способной к научению, созиданию и безграничному росту. Он глубоко дышал и чувствовал наследие, сокрытое в его генах. И мочился он на уродов мира сего.

Этим ранним утром он был чист в своем праведном гневе, своих помыслах, надеждах и мочевом пузыре, что добавляло ему легкости физической. От удовольствия он вскинул руки вверх и потянулся сладко и протяжно, окончательно убедившись, что теперь он будет жить иначе, в соответствии со своими новыми стремлениями, оставив всю дрянь в параше за спиной. Посмотрел на часы, чтобы запомнить точное время своего откровения.

И в тот момент что-то зажглось в его животе и растеклось теплом. И почувствовал он правильность своего нового выбранного курса, и придумал, как формулу доработать, чтобы птицы легко линяли, и решил, как найти Кристину и как молить ее о прощении. И накатил гул в ушах Василия поверх стука сердца радостного, и перешел гул в звон и потух в мгновение, когда растворились и лес, и овраг, и руки его, к животу прижатые, в белизне сияния, застившего глаза распахнутые.