Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

Полковник открыл папку, переданную начальником архивной группы, и сразу же будто врос в текст. Статистика оказалась потрясающей: за двадцать последних лет гитарными струнами было задушено пять человек. Он пробежал глазами список — тела трех пострадавших не были опознаны и после определенного срока переданы для кремации. Но двое имели конкретные имена, фамилии, даты рождения и профессии...

Из пяти лишь одно преступление было раскрыто — бытовое, тривиальное: во время обоюдной драки жена задушила мужа струнами разбитой гитары. Набросила их на шею своего супруга и тянула за оторванный от деки гриф до тех пор, пока он не умер...

Но один, известный, опознанный, когда-то реально существовавший на свете человек, был удавлен точно так же, как Кристофер Фрич...

В музее было светло, тихо и безлюдно. Забытые вещи жили здесь своей жизнью, суть которой составляли полный покой и безмолвие. Высокие, пригашенные тускнеющие серебром зеркала в отдельном зале отражали друг друга; меланхоличные напольные часы неслышно переговаривались с более энергичными настенными, дремали столы на львиных лапах, и над всем этим миром парили лепные, горделиво-спокойные грифоны.

Впрочем, люди в залах были, по одному в каждом. Однако седые, благообразные женщины так органично вписывались в мир забытых вещей, что почти не замечались. От каждой из них, как от изящной одухотворенной вещи, исходило не утраченное с годами очарование: состарившиеся Дары исполняли здесь свои последние уроки.

Но в гостиной квартиры директора музея по-прежнему восседал на своей скале утомленный и грозный сокол — истинный образ Атенона, символ его состояния духа.

Всех входящих Стратиг встречал, стоя к ним спиной и глядя через левое плечо. Его острый, соколиный взгляд скользнул по лицам Мамонта и Дары, остановился на Алексее.

— Я — Дара! Ура! — известила Дара.

— Ура, — сдержанно отозвался Стратиг.

Мамонт хоть и исполнял урок Стратига, однако не был еще признан таковым и поэтому приветствовал хозяина как изгой.

— Это твой сын, Мамонт! — сразу же определил Стратиг.

— Мой сын, — ответил он. — Его зовут Алексеем.

— Меня не интересует имя, — проговорил Стратиг и распахнул стеклянные створки дверей с морозным узором. — Пусть ожидает здесь.

Придерживая полы грубой овчинной шубы, наброшенной на плечи, Стратиг пошел в зал — это означало приглашение. Мамонт прикрыл за собой двери.

— Стратиг, я исполнил свой урок, — спокойно проговорил он.

Вначале Стратиг усадил Дару возле огня, затем молча указал Мамонту на деревянное кресло у стола. Сам же остался на ногах. Властелин судеб гоев был задумчив, и это его состояние удерживало Мамонта: говорить здесь можно было лишь с позволения хозяина.

— Я должен решить судьбу твоего сына, — сказал Стратиг и обратился к Даре: — Ты видишь рок этого юноши?

— Да, Стратиг, — отозвалась она. — Его рок — охранять пути земные. Вижу в нем Драгу, стоящего на горах.

— Ты сказала ему об этом?

— Нет.

Они говорили так, словно Мамонта здесь не было. Стратиг остановился возле остекленной перегородки и провел пальцами по морозным узорам. Он что-то искал на ощупь, будто слепой. Наконец рука его замерла в центре какого-то завитка, напоминающего снежный вихрь.

— Быть ему среди трех Тариг! — провозгласил Стратиг и глянул на Мамонта через плечо. — Позови сына!

Только теперь Мамонт понял, что это не простая стеклянная перегородка, во всю ширь стены перед ним была какая-то особая карта, напоминающая карту магнитных полей. Она состояла из множества лепестков, как если бы разрезать глобус от Южного полюса на равные доли и развернуть в одну плоскость. Это была Астра...

— Стратиг, я вижу его Драгой! — возразила Дара, глядя в огонь. — Не отсылай его на реку Ура...

Кажется, Стратиг намеревался изменить судьбу сына и поступал по принципу: выслушай женщину и сделай наоборот.

Мамонт отворил дверь — Алексей стоял перед картиной с утомленным и грозным соколом.

— Твоя судьба решена, войди, — сказал он. Сын вздрогнул, застигнутый врасплох, но тут же справился с собой и шагнул в распахнутые стеклянные двери — будто окунулся в белую изморось магнитных полей...

Стратиг поднял крышку старинного окованного сундука, порывшись там, достал кожаный пояс с железными бляшками в виде восьмиконечных звезд и тяжелой, круглой пряжкой. Подал Алексею.

— Ступай на реку Ура, — велел он. — Там в ее истоке найдешь три горы, три Тариги. Между ними есть озеро Ура. Там тебя встретят.

Он отдавал сыну судьбу, которую когда-то предрекала Мамонту Августа-Дара. Это она говорила — если к тебе явится Атенон, проси, чтобы послал на реку Ура. С вершин Тариг открывались три стороны света, а четвертая начиналась в истоке реки...

Мамонт взглянул на Дару: она словно говорила — молчи, так надо.

Алексей принял пояс и посмотрел на отца: в глазах промелькнула детская растерянность.

— Иди, — сказал Мамонт. — Еще тепло, до зимы есть время, успеешь.

— Проводи его и возвращайся, — сказал Стратиг Даре. — Садись, Мамонт, я слушаю тебя.

Он проводил взглядом спину сына и сел на прежнее место. Судьба сына решилась так скоро и так быстро они расстались, что душа, замирая, полетела вслед за Алешей...

— Я исполнил урок, — повторил Мамонт. — Установил место, где находится сейчас исчезнувший металл золотого запаса. Но для того чтобы изъять его и вывезти, требуется отдельная операция.

— Изъять и вывезти — не твоя забота, — прервал Стратиг. — Мне важно знать, где хранится металл, кто им владеет, для каких целей используется.

— Хранится там, где я меньше всего ожидал — в заброшенном бункере-бомбоубежище на территории фирмы «Валькирия».

Стратиг обернулся к нему всем корпусом:

— Не может быть! Там нет бункера. Год назад Страга Севера обследовал всю территорию фирмы. Бомбоубежище устроено в подвалах главного корпуса и сейчас залито водой.

— Бункер есть, — Мамонт достал из кейса папку с бумагами. — Золото упрятано надежно и идеально.

...Бункер был построен в сорок девятом году, в самом начале «холодной войны», в любой момент готовой перерасти в горячую, ядерную. Тогда еще не было большого опыта строительства подобных сооружений, но надо было как-то готовиться к защите важных государственных учреждений от оружия массового поражения, и поступали чисто по русскому способу — чем больше, тем лучше. При строительстве нарушили естественный дренаж осадковых вод, стекающих по рыхлым отложениям в реку, лесовидные суглинки размокли и за несколько лет превратились в плывун. К пятьдесят третьему году тяжелый саркофаг утонул на два метра, оборвав нитку туннеля. Проседающую поверхность земли сначала засыпали, но когда было решено забросить бункер, то его попросту выгородили, оставив вне территории Института: огромная яма быстро заболачивалась, зарастала камышом и превращалась в свалку.