Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

— Но не со мной же вам драться, генерал. — Однорукий стал сглатывать кровь, накапливающуюся во рту от дыхания, — не хотел показывать ее. — Я вам не по достоинству.

— С тобой я и не дерусь, — спокойно ответил Арчеладзе. — Мне любопытно посмотреть на живого смертника. Даже хочется руками пощупать... Кстати, а что же ты себя-то? — Он провел ребром ладони по горлу. — Не успел, что ли? Мои перехватили?

Однорукий на миг поднял глаза — чувствовалось: задел за живое, но промолчал. Он был стреляный воробей и на рану крепкий, как матерый кабан. Взорвать его было не так-то просто...

— Да, Коля, понимаю, — продолжал Арчеладзе. — Те, кто стоит за тобой, люди-тени. А драться с тенью — занятие бессмысленное, заведомо проигрышное. Поэтому я не стану махать впустую. У вас все равно есть еще ловкачи, ножом по горлу достанут... Я буду рыбку ловить, Коля. На майора-пескарика тебя, окунька, поймал, а на тебя покрупнее рыба пойдет. Глядишь, и завалится какой-нибудь лещ.

— Я для наживки не гожусь, — вымолвил он. — На меня никого не поймаете.

— Ничего, — усмехнулся полковник. — Не годишься, так сделаю наживку. Пока ты у меня, друзья твои бестелесные все равно будут чувствовать себя неуютно. Сам себя убрать ты не успел, значит, постараются тебе помочь.

— Зря, генерал, меня уже списали и сняли с довольствия.

— А я им стану напоминать, что ты жив и здоров, — возразил Арчеладзе. — И сидишь на моем довольствии. Знаешь, Коля, говорят, на всякого мудреца довольно простоты. Поэтому я твоими портретами сначала обклею все фонарные столбы в Москве с такой примерно надписью: «Я смертник! Помогите мне! Иначе не выдержу пыток!» Я твоих друзей буду раздражать днем и ночью! И тебя тоже. Мои ребята достали японский приборчик, занятная штука. Всего несколько присосок к голове и такой черный ящик, а результаты дает потрясающие. Ты мне, Коля, такого нарасскажешь в бреду-то, что твоим друзьям-невидимкам придется поснимать свои шапки.

— Сожалею, генерал, — с достоинством проронил однорукий. — На меня не действуют приборы.

— Понимаю, ты профессионал и подготовка у тебя соответствующая, — оценил полковник. — К тому же ты убийца и терять тебе нечего. Но будь ты трижды смертник, все равно состоишь из мяса, крови и мозгов! И нервы крепкие, да не железные. Если у тебя мозги не бараньи, а человеческие, то у них есть одно интересное свойство — в необычной среде делать переоценку ценностей. Понимаешь, Коля, зомби и герой — это разные психологии. Не может быть ни героического зомби, ни зомбированного героя. И ты это мне сам доказал! По инструкции-то ты должен был в критической ситуации себя по горлу. Ты же начал отбиваться и резать моих сотрудников. Значит, и смертнику жить хочется!

— Это получилось машинально, естественная защита...

— Правильно, — Арчеладзе приоткрыл дверь и знаком позвал дежурного. — В человеке естество всегда выше любой приобретенной психологии.

— Слушаю, товарищ генерал, — козырнул дежурный.

— Вызови к нему нашего врача, — распорядился полковник. — Пусть приведет его в порядок и дежурит в камере.

— Мне не нужен врач! — воспротивился однорукий. — Я совершенно здоров.

— Станет сопротивляться — пусть дадут ему наркоз, — посоветовал Арчеладзе. — Этот человек нужен живым и здоровым.

Однорукий по-прежнему сидел на полу, скорчившись, но теперь уже смотрел на полковника исподлобья, словно загнанный в угол и затравленный зверь. Арчеладзе вышел из комнаты и чуть не столкнулся с Кутасовым. Улыбчивый капитан в горе не походил сам на себя, и авантюрный блеск в его глазах сейчас напоминал слезы.

— Пономаренко умер не приходя в сознание, — сообщил он. — По дороге к «Склифосовскому»...

Полковник молча прошел по коридору, затем стремительно вернулся назад.

— Вот что такое профессионалы, Сережа...

— В «Валькирии» тоже были профессионалы, — возразил Кутасов. — Но мы их взяли!

— Там была охрана, нормальные люди... А это — камикадзе.

— Товарищ генерал, — зашептал он, — скажите, кого мы взяли? Кто он? Что все это значит?

— Это значит, капитан, кончилось искусство кино и все поставленные трюки, — жестко проговорил Арчеладзе. — Началась настоящая работа. Ты же мечтал нервы пощекотать?

Он развернулся и зашагал по коридору.

В приемной, возле стола Капитолины, сидел Воробьев. Полковник вошел неожиданно и не слышал, разговаривали они или нет, но почувствовал, что прервал какой-то диалог: казалось, сказанные слова еще витают в воздухе...

— Из архивной группы, — сказала Капитолина и подала ему тонкую папку. — И еще звонил Зямщиц из МИДа, просил ему перезвонить.

— Хорошо, — обронил Арчеладзе, направляясь к двери. Воробьев пошел за ним следом, но остановился сразу за порогом.

— Сегодня утром Жабин переоделся в какое-то рванье и уехал на городском транспорте в Лианозово, — доложил он. — Вероятно, к своему знакомому, работнику милиции Козыреву Борису, и сейчас находится в его квартире. Ночью у Жабина с женой состоялся разговор. Записали на пленку...

Он положил кассету на стол. Полковник хотел было вставить ее в магнитофон, однако передумал — некогда.

— О чем разговор?

— Жабин признался, что он является членом тайной масонской ложи, — сообщил Воробьев. — Принадлежит к Мальтийскому ордену и был посвящен на Мальте. Всю ночь рассказывал, что такое масоны...

— У него крыша поехала, — отмахнулся Арчеладзе. — С чего бы тогда он стал прятаться?

— Я установил: на острове Мальте он никогда не был, — невозмутимо продолжал Воробьев. — Дальше Болгарии в восьмидесятом году никуда из страны не выезжал.

— Шизофрения у твоего Жабэна.

— Нет, он вполне здоров. Таким образом интригует жену, создает у нее интерес к себе. Она молодая и романтичная особа...

— И плевать на него! — отмахнулся Арчеладзе. — Ты в баню хочешь?

— Не хочу, товарищ генерал.

— Все равно поедешь, — полковник бросил ему ключи от машины. — Садись и жди меня там. Где Нигрей?

— Звонил вчера мне домой, — сказал Воробьев. — Меня не было, а запись автоответчика я прослушал только сегодня...

— Где он?

— Не могу знать, товарищ генерал. В свободном поиске!

— Что за глупости! — возмутился полковник. — Он мне нужен сейчас позарез!..

— А я-то при чем, товарищ генерал? — Воробьев пожал плечами. — Это ваш... свидетель, дружка на свадьбе. Разберетесь по-свойски.

— Что он там говорил-то?

— «Володь, передай шефу, я снова был в музее одного художника, — процитировал, как автоответчик, Воробьев. — Клиент прежний. Едем в аэропорт Шереметьево, все повторяется». Точка, конец записи.

— Он что, катается за Зямщицем? — спросил Арчеладзе.

— Не знаю, товарищ генерал.

— Ладно, иди в машину, — распорядился он. — Через пять минут спущусь.