Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Звездные раны

И в полной тьме неожиданно словно наткнулся на нее, вернее, попал в объятья тонких и удивительно нежных рук. Платья уже не было, ощущалось лишь гладкое, невесомое, словно крылья бабочки, притягательное тело. Внутренне протестуя, душой желая продлить это сладкое, фантастическое, как сон, очарование, он набросился на нее со звериной, неуемной жадностью и ощущение мира угасло в единый миг, как будто откуда-то сверху, с неба, пала мгла и не заслонила свет, но помутила рассудок…

Он очнулся на рассвете, больной и растерзанный. Толстый хвойный подстил вокруг был перепахан, словно здесь прогулялось стадо кабанов.

Первое, что поразило его, рядом никого не было…

Зимогор помнил все и одновременно пугался своей памяти, как чего-то невероятного, запредельного и притягательного.

— Лаксана! — позвал он и прислушался к шороху ветра в кронах гигантских сосен.

Потом вскочил, подобрав одежду, лихорадочно натянул на себя и обнаружил, что нет ни одной пуговицы — ни на брюках, ни на куртке. Кое-как запахнулся и крикнул еще раз, уже безнадежно:

— Лаксана!..

Монотонный сосновый шум над головой трезвил сознание.

Тогда он встал на колени и пополз, рассматривая землю. Он искал следы, отлично помня ее туфельки, однако на лесной земле, покрытой павшей и еще не перепревшей хвоей, вряд ли что могло остаться…

Зимогор спустился с кургана и огляделся: ветер стелил ранние, высокие травы, с севера нагоняло тучи и заря, встающая на еще чистом небе, казалась холодной. Он вдруг испугался, что все происшедшее ночью — плод его неведомой тайной болезни, сумеречного состояния — а иначе как бы он очутился здесь? Иначе откуда взялись бы эти воспоминания-грезы?

После этого он уже больше не кричал, не звал; запахнув куртку, побрел к лесу, наугад определяя направление. И хорошо, что его никто не видел в таком состоянии…

По дороге через лес он то и дело запинался о коряжник и тихо по обыкновению матерился про себя.

Костер давно потух, и топографа вместе с инструментами не было на месте ночевки. Пустой спальник лежал на подстилке, как сброшенная змеиная шкура…

Зимогор разворошил пепел и угли, раздул их, набросал сухих веток и распалил сначала маленький костерок, однако еще сильнее озяб возле него, поскольку вспомнил Лаксану, греющуюся у огня. Тогда он наломал сушняка, навалил приличный террикон на старом кострище и, когда пламя взметнулось до нижних ветвей кедрача, обжигая зелень хвои, наконец, согрелся.

И снова потянуло искать следы Лаксаны…

Он обследовал территорию возле ночевки, постепенно расширяя круг, добрался до фирнового льда на каменном развале — там-то уж точно отпечатались бы каблучки! — и был захвачен топографом врасплох.

— Ты не это ищешь, Олег Палыч? — спросил он, показывая нож американских морпехов.

Олег на мгновение замер, после чего деланно рассмеялся, развел руками:

— Где нашел? Откуда?!

Топограф ничего не заподозрил и кажется, был удовлетворен своей честностью: а ведь мог найти ножик и спрятать в карман…

— Представляешь, где ты его потерял?

— Не представляю! — соврал Зимогор, хотя отлично помнил сон.

— Был воткнут в точку! Теория вероятности! Метод случайных чисел!.. Не поверишь! Но я дважды отстрелял — тика в тику!

Зимогор сел на глыбу льда.

— Бывают чудеса…

Она была! Она существовала, и все, что с ним случилось этой ночью, не приснилось, не пригрезилось. Почти счастливый — еще мешал, еще терзал душу легкий испуг за собственное психическое здоровье — он вскинул руки к встающему солнцу и дурашливо заорал:

— Ура!!

— Вместо ножа забил репер! — топограф понял его импульс радости по-своему. — И еще четыре выносных сделал. Мало ли что, выдернет кто-нибудь… Ну что, легкий завтрак и в дорогу?

Он засуетился возле костра, вешая котелок с остатками вчерашнего супа и чайник над огнем, после чего раскинул вкладыш спальника и принялся выметывать продукты из рюкзака. Зимогор молча достал бутылку водки «Кремлевская» и пластмассовый набор стопок.

— Выпить хочется… За точку!

— Так ведь за руль, — теперь посожалел топограф. — Надо было бы вчера…

— Вчера мы не нашли точку! Вчера у нас не было привязки!

— А сегодня будет ГАИ…

— Мы же не в Москве — на Алтае! — он налил в два стаканчика и тут же выпил оба, один за одним. — Водка пустая…

И приложившись к горлышку, одолел сразу полбутылки. Топограф пялил глаза.

— Ты что, Олег Палыч?.. Как поедем? Ты хоть закусывай!

И подставил вскрытую банку с тушенкой. Зимогор пьянел мгновенно, и алкоголь вдруг подействовал благотворно — будто ключиком отворил память. Почти зрительно и явно он увидел себя на хвойной подстилке под соснами и услышал голос Лаксаны:

— И сейчас не вспомнил меня?

— Нет, — пробормотал он. — Не вспомнил… Но зачем, зачем вспоминать? Я уверен: мы видимся в первый раз…

— Жаль, — простонала она, размыкая руки. — Это плохо… Очень плохо. Неужели ты ничего не помнишь?

— Не пойму… Что я должен помнить, Лаксана?

Она вздохнула, подтянула к себе платье.

— Хотела пробудить твою память… Не получилось.

Зимогор потянулся к ней — ускользнула…

— Ничего, все равно ты вспомнишь. И тогда станешь искать меня. А сейчас спи.

— Закусывай, Олег Палыч! — чуть ли не закричал топограф. — Ты же за рулем?!

Он еще раз очнулся и ощутил в руке ложку. Хмель расслабил сознание, растворил ощущение реальности.

— У нас же сегодня самолет, Олег Палыч! Аквилонов ждет!

— Я понял, понял, — забормотал Зимогор. — Все в порядке… Сейчас закушу и часик посплю…

И только сели с ложками у котелка, как заметили на опушке человека. Он шел к костру скорым, прыгающим шагом и поддергивал карабинный ремень на плече — по всему видно, еще один хозяин.

— Здорово, мужики, — сказал весело. — Кто такие будете?

На вид ему было лет тридцать пять — ровесник, однако в нем чувствовалось старшинство и еще какое-то очень доброе, беспричинное к нему расположение, из-за того, что голову одолевал хмель. Хотелось обнять его, как старого знакомого или родственника, усадить немедленно за стол и потчевать.

— Сами не знаем кто такие, — легкомысленно и радостно бросил Зимогор и встал с земли. — Это и не важно! Просто люди… Давай с нами супчика похлебать! И водочки! «Кремлевская»!

— С утра я не пью, — незнакомец присел к огню, поставил карабин между ног. — А то ходишь целый день, как дурак.

— А ты-то кто такой? — спросил топограф.

— Я?.. Я отработчик. Или чтоб понятнее — космический мусорщик. Баркоша фамилия, слыхали?

— Известная личность, что ли?

— Популярная. Один остался из бригады…

— Это вы тут ракетные ступени собираете? — спросил Зимогор.

— Мы! — мотнул недовольно головой. — Вернее, я! И один драный трактор от всей мехбазы! Еще и манипулятор накрылся… Руками их, что ли, грузить?.. Пускай валяются.