В Брайсленд - Ученик пирата

— Мне повезло получить хорошую репродукцию картины Пармины Буночио, — сообщил Дрейк, щурясь. — Пропорции и качество почти как у оригинала, целая и в хорошем состоянии, кроме… — Дрейк сделал паузу, шмыгнул носом и закончил, — небольшого количества пыли.

— Репродукция. Ах, да. Конечно. Меня эта репродукция и интересует, — синьор ди Ангели виновато поклонился. Ник знал, что картину забрали из развалин Казы Портелло три дня назад посреди ночи. Он доставил украденный груз к гондоле Дрейка от места, где разведчики Дрейка выкопали ее из-под кусков крыш и мостов.

Дрейк едва замечал мужчину.

— Вы заинтересованы?

— Да. Очень заинтересован. Креспина Портелло была предком моего дома.

Мужчине не стоило раскрывать такое. Его желание получить украденную картину было таким заметным, что Дрейк теперь мог выжать из него еще несколько сотен лундри.

— Вы мне нравитесь, — сказал Дрейк, но в голосе никакой симпатии не было. — Вы кажетесь мужчиной, который знает, что для него выгодно. Приходите поговорить в часы приема. Уверен, мы сможем… договориться. Если других желающих не будет.

— Ах, да. Других желающих. Конечно. Если можно…

Дрейк поднял руку. Ник низко поклонился и указал синьору ди Ангели отойти. Ди Ангели и леди поклонились и сделали реверансы, и они отправились в путь. Ник шагал в паре шагов позади, заметил, как толпа расступалась для Дрейка. Даже торговцы за прилавками кланялись, снимали шляпы, когда он проходил, переставали болтать, пока не оказывались за ним. А как Дрейк отвечал на их вежливость? Он игнорировал их, как и Ника, смотрел на все, но ничто не признавал.

Они шли по ярмарке, мимо лотков и участков, где выступали танцоры и жонглеры, мимо ораторов, рассказывающих о злобе и жадности, и скамеек, где люди умывались водой с запахом сирени, чтобы войти в храм очищенными. Может, ощущая равнодушие Дрейка, никто не говорил с ними.

Они добрались до части фестиваля, которая была не такой роскошной. Северный край ярмарки, возле Моста храма, где толпа была меньше, а развлечения — не такие яркие. Женщина вышла и встала на пути у Дрейка.

— Будущее за лундри, синьор, — сказала она. Женщина выглядела старше своего возраста. Ее лицо было в морщинах и следах оспы, губы были тонкими, в темных кудрявых волосах виднелась седина. Черно-белый пес ковылял за ней. Ник не сразу понял, что у бедной гончей не было задней лапы. Дрейк только остановился и приподнял бровь. Этого хватило, чтобы женщина снизила цену до десяти процентов от того, что просила изначально. — Тогда десять луни, — сказала она, длинные серьги-кольца покачивались. — Скидка для такого джентльмена, как вы, — ее акцент был не местным. Может, она была одной из цингар, которые бродили по континенту небольшими группами, или шарлатанкой, решившей сыграть эту роль.

— Женщина, я сам создаю свое будущее, — опасным тоном сказал Дрейк. Ник хотел предупредить ее, что злить его не надо, но не мог.

— Я вижу богатства, синьор, — ее пальцы теребили ее волосы, плясали между ними, пока не добрались до его груди. Гладя Дрейка, как кота, она проурчала. — Не хотите услышать о будущем такого великого мужчины?

— Нет, — Дрейк ненавидел, когда его трогали. Когда женщина коснулась его, он отпрянул. Его правая ладонь стала кулаком и поднялась в воздух, готовая ударить женщину. Она не видела этого, но собака заметила. Гончая оглушительно завыла.

Но это нельзя было сравнить с визгом, который издала женщина. Она не выла из-за поднятой руки Дрейка, замершей в воздухе. Она указала на Ника дрожащим пальцем.

— Мальчик! — закричала она.

Ник оглянулся. Но нет, поблизости только он был мальчиком. Цингара точно не могла говорить о нем. Он был лишь слугой Дрейка, самым низшим из его слуг. Его не должны были замечать. Никто на ярмарке не обращал на него внимания, пока он шел за Дрейком сквозь толпу. Недовольство Дрейка приводило к побоям кулаками, хлыстом, а то и хуже — никто не знал, что могло ждать дома.

— Мальчик? — спросил Дрейк, оглянулся на Ника, словно впервые увидел.

Радуясь, что она заинтересовала Дрейка, женщина стала лепетать:

— Он окружен тьмой, синьор. Он проклят! — Дрейк смотрел на слугу, Ник старался быть тихим и незаметным. — От него добра не будет, как и его хозяевам!

— Вот как, — Дрейк сосредоточился на Нике. Хоть его правый кулак оставался в воздухе над плечом, левая ладонь потянулась к мешочку с монетами на боку. Он вытащил монету в десять луни и поднял, дразня. — Расскажи еще.

Женщина не сводила с него взгляда.

— Он проклят и будет оставаться таким, пока не встретит того, кто проклят сильнее него, — ее пальцы шевелились. — Проклятие в его крови. Остерегайся, добрый синьор. Остерегайся его!

Слова женщины были бредом, но Ник почти поверил. Проклятие объясняло его несчастную жизнь, как и ранние смерти его предыдущих хозяев. Он опустил голову, но бросил взгляд на Дрейка, чтобы понять его реакцию. Он увидел, что глаза мужчины потемнели, и тут же пожалел, что смотрел.

— Интересно, — Дрейк устал слушать цингару, бросил в грязь монету. Женщина тут же бросилась искать ее, пока ее собака лаяла и подошла помощь. Дрейк склонил голову. — Как тебя зовут, еще раз? — Ник облизнул губы и кашлянул. — И твоя фамилия?

— Этого нет, сэр, — это было так. Никто не знал, кем была женщина, родившая его.

— И ты навредил бы мне, своему господину, Никколо?

— Никогда, сэр.

— Рад слышать, — Дрейк замер. Он слабо улыбнулся. Ник понимал, что любая улыбка Дрейка была в двадцать раз опаснее хмурого взгляда. — Но я сделаю так, чтобы это не произошло.

В тот день Ник узнал, что Дрейк не любил зря поднимать кулак.

— Я проклят, — сказал Ник ночью товарищам-слугам, Датторе, пока грелся у их маленького камина. Квадратики бумаги после дня работы лежали у его ног. — Это не честно. Разве не нужно сделать что-то, чтобы быть проклятым? Разозлить богов или… не знаю, украсть что-то? — Ник взял верхний квадрат бумаги, где раньше лежала рыба. Запах остался, но не сильный. Он ловкими пальцами стал сворачивать его в треугольники.

— Боги упасите, — Ренальдо Датторе убрал линзы. Он смотрел сквозь них на одну из картин, добытых в развалинах Портелло на неделе. Это был не портрет Креспины Портелло, о котором спрашивал синьор ди Ангели. Тот стоял у стены на другой стороны крохотной хижины Датторе вместе с еще высыхающей копией. — Если бы за кражу проклинали, мы все в этом доме были бы под черной тучей.

— Ренальдо, — возмутился Михаэло, его напарник, шагая по комнате с деревянной миской супа, только с огня. — Мы с тобой не воруем.

— Мы помогаем тому, кто ворует, — Ренальдо покачал головой. — Что хуже?

Михаэло был невысоким, с короткой рыжей бородой, он обычно широко улыбался. Он был похож на акробата или уличного артиста. Только его хозяева знали, что он был одним из лучших во всем Кассафорте, кто мог подражать картине так хорошо и с такими деталями, что было сложно отличить от оригинала. Говорили среди других слуг Дрейка, что фамилией Михаэло было Буночио до того, как он сменил ее на фамилию Ренальдо.