Евгений Щепетнов - Диана. Найденыш

Нет, к Уне никто не полез, мужчины относились к ней в высшей степени уважительно, называя ее не иначе как Хозяйка. А ее готовка им понравилась настолько, что один из них облизав ложку посмотрел осоловелыми глазами на Уну, и сказал, грустно вздохнув:

— Эх, жалко что ты бесплодная! Я бы женился на тебе, я бы пошел за тобой хоть на край земли! И красавица, и готовишь… как моя покойная мама. Тебе цены нет! Если бы не…

Тут товарищи на него зашикали, и мужик смутился, покраснел, что для заросшего бородой и дикого ликом мужичины явно было совсем даже не свойственно. Потом они все трое шептались, явно упрекая его за длинный язык, и после мужчина подошел к Уне, и ковыряясь узловатым пальцем в носу нерешительно сказал:

— Ты это… э-э-э… Хозяйка… не сердись, что я распустил язык. Ты ведь не виновата, что бесплодна! А я, дурак… не умею я с бабами, понимаешь?! — он скривил страдальческую гримасу — Работаю с самого детства, нужду перемогаю. Вот как-то и прошло мимо меня! Ни семьи не нажил, ни детей! А ты…

— А с чего ты взял, что я бесплодна? — усмехнулась Уна, насыпая крупу в кипящую воду и помешивая — Ты дочку мою не видел, что ли? Кто тебе сказал, что я бесплодна?

— Ну… это… э-э-э… м-м-м… — совсем растерялся мужик — Люди говорили! Опять же — купец этот как-то хвастался, ну, что у тебя бывает, зависает на несколько дней…

Уна похолодела, внутри у нее все заледенело. Но виду не подала, продолжала улыбаться, только улыбка у нее была уже натужной:

— И что он говорил?

— Ну… подпил как-то, и разговор-то и зашел. Кто-то про тебя сказал, что ты холодная, небось, как рыба, в лесу живешь и забыла уже про мужиков, ну и давай его подначивать. А он хорошо подпитый был, и в сердцах-то и говорит — мол, ты его заездила за эти дни, он только и успевал в тебя сливать! И хорошо, что ты бесплодная, а то бы с таким темпераментом как у тебя, по лесу уже штук десять дитяток бегало.

Убью гада! — подумалось Уне, и для себя она решила — как только встретит следующий раз этого Кесана — перво-наперво рожу ему расцарапает. За длинный поганый язык! За болтовню с чужими людьми!

Никому верить нельзя. Только Кахиру. И Диане. И Нафане. Кстати, откуда она имя такое взяла? Странное имя. Наверное, из ее мира.

— И правда! — растерянно пробормотал мужик — Если бесплодна, откуда возьмется дитя?

— Видишь? — наставительно произнесла Уна и снова улыбнулась — Но на край земли я за тобой не пойду! И не надейся!

Мужик нерешительно улыбнулся и поклонился, едва не в пояс:

— Так что не сердись, хозяйка! Мы ведь всегда за тебя! Как ты руку нашему парню вернула — все наши просто молятся на тебя! Как на богиню! Никто тебе плохого и не скажет! А если какой пришлый обидит — порвут его парни, ей-ей порвут!

— Ладно… я не сержусь — Уна похлопала мужчину по плечу, тот проводил ее руку взглядом и тоскливо спросил:

— А может все-таки… ну… насчет края земли?

— Забудь! — хихикнула Уна, настроение которой, упавшее ниже половых досок, снова скакнуло вверх — Ищи женщину хорошую, хозяйку, и будет тебе счастье. Хочешь, я тебя заколдую от пьянки? Как только захочешь выпить, в рот возьмешь спиртное — так тебя и вырвет. Сделать?

— Ой! Не надо! — попятился от нее мужик — Одного уже сделала! Так его засмеяли! В трактир боится зайти!

— И правильно! — Уна погрозила пальцем — От трактиров все зло! Зарабатываете, тужитесь, здоровье гробите, а потом все в трактире спускаете. Пиво, брага, игра в кости — вот что хорошего? Месяц зарабатываешь — за неделю пропиваешь. Что я, не знаю? Так чего тогда боишься? Трезвый-то ты всякой бабе нужен, а пьяный — только своим собутыльникам. Не так, что ли?

— Так, хозяйка — мужик был красен, как вареный рак — Только одно у меня счастье: выпить, да в кости поиграть. И лишиться этого? Нет уж, спасибо! Что будет, то и будет. Что теперь, не жить, что ли?

Уна только с досадой махнула рукой. Она уже столько раз слышала эти слова перед тем, как люди нажирались до животного состояния, что уже и со счету давно сбилась. Гробят себя с формулировкой: «Что мне, не жить?!» — как будто жизнь состоит только из выпивки, игры в кости и жирной, нездоровой пищи. Зачем? Почему? Такова, наверное, человеческая натура. Такими людей создали боги.

***

Кроме разборки мебели, много сил и времени отняли запасы Уны — бочонки с маслом, с солью, с крупами и все такое. Она хранила крупы в бочонках, а не в мешках, чтобы мыши не добрались до содержимого. Хотя и окружила дом защитными заклинаниями. Но заклинания со временем слабели, а достаточно одной мыши, чтобы изгадить целый мешок крупы, рассыпать его по полу перемешав с мышиным дерьмом. И тогда чего есть? Уна довольно-таки брезглива (отдается королевская кровь), так что выбирать дерьмо и есть эту крупу она уже не сможет. Противно!

На четвертый день, как и договаривались с Главой, приехали аж пять ломовых подвод, привезя с собой толпу здоровенных веселых мужиков, от которых ощутимо несло свежей выпивкой. То ли с собой брали для сугреву, то ли по дороге в трактир заехали, но все они были очень даже веселы, хотя на их работу это обстоятельство никак в общем-то и не повлияло. Мужики быстро загрузили весь домашний скарб лекарки, в другие подводы — наколотые ей для печки дрова. Дров получилось целых две подводы — зима-то долгая! Морозы идут трескучие! Это север, а не южное побережье материка, где солнце круглый год, а люди ходят совсем голышом.

Напоследок Уна пошла попрощаться с домом — так она сказала мужикам. В принципе, да — попрощаться, ведь тут она прожила не самые плохие годы своей жизни. Хотя… эти годы могли быть и гораздо лучше. Но грех жаловаться! Ее никто не выпотрошил, ее голову не таскали по городу и не играли ей, как мячом, ее не изнасиловал полк обезумевших от крови и безнаказанности гвардейцев. Лучше все сравнивать, тогда как-то само собой исчезает намечающееся нытье.

Уна выкопала свою заначку — золото и серебро, родовое кольцо-печатку, указывающее на ее высокое происхождение, ожерелье, стоящее дороже, чем вся деревня в которую она едет, и спрятала сверток на груди. Потом встала посреди гулкой, пустой комнаты и с грустью сказала:

— Прощай, домик! Не знаю, увидимся ли еще. Мне с тобой было очень хорошо. Не поминай меня дурной мыслью, ведь все когда-то кончается. Вот и мы с тобой расстаемся. Прости меня.

Она поклонилась печке, уже лишенной занавесок, взяла с полу тяжелый замок, который точно не убережет, если кто-то захочет влезть в дом (замки — только от хороших людей, показывают, что хозяина нет дома) шагнула к двери, и тут вспомнила — вернулась к окну и достав из кармана исписанный специальными не выцветающими чернилами кусочек полотна с носовой платок, прикрепила его к прозрачному стеклу в окошке. Теперь каждый, кто придет сюда и не застанет лекарку, будет знать, где ее искать. Тут двояко — и ей не хотелось терять проезжих клиентов, не знающих, куда она подевалась, и людей не хочется оставлять без помощи. А в деревне они ее легко найдут. Там новости разносятся со скоростью ветра, и каждый знает, где живет лекарка.